Каким-то чудом найдя в себе силы, Маргарита подчинилась.
В это мгновение последние отблески дня погасли, и опочивальня погрузилась в сумрак. Маргарита снова закричала, но на этот раз это был крик не боли, а облегчения.
– Это девочка, – прошептала повитуха, подхватывая младенца, и быстро перевязала пуповину.
– Живая? – спросила Флоранс еле слышно, вне себя от страха, потому что малышка не издала ни звука.
– Да. Она розового цвета и сразу же ухватила меня за палец.
Повитуха обмыла и запеленала малышку и, передав ее Флоранс, занялась Маргаритой.
– У вас прекрасная здоровая дочка, – сказала Флоранс, склоняясь над постелью. – Посмотрите.
Ресницы Маргариты затрепетали.
– Она жива?
– Она вылитая вы.
– Слава Всевышнему, – пробормотала она, потом глаза ее расширились в панике. – Не позволяйте ему забрать ее, как тех, других. Спрячьте ее в безопасном месте.
– Вам необходимо беречь силы, – строго сказала мадам Габиньо, хотя и знала, что это все равно ничем не поможет. Кровотечение невозможно было остановить. – Будет лучше, если вы будете лежать неподвижно.
– Флоранс, дай мне слово. Пообещай, что не позволишь ему забрать ее.
Колокола начали бить пять часов, и Маргарита издала негромкий протяжный вздох. Лицо ее было безмятежно. Едва успела она прочесть молитву на французском, как ее душа отлетела. У нее не было нужды в посредниках. Она верила, что ее Бог ждет ее, чтобы проводить домой.
В опочивальне наконец стало тихо.
– Отмучилась, – сказала Сесиль, склонив голову.
– Как жаль, – отозвалась повитуха. На своем веку ей не раз доводилось видеть смерть, но эта потеря глубоко ее тронула. – Ну почему хорошие люди всегда умирают до срока? Если Бог есть, куда Он смотрит, скажите на милость?
Флоранс поцеловала Маргариту в лоб, уже, казалось, начавший остывать, потом накрыла ее нежное лицо простыней. Она не будет плакать. Сейчас не время горевать. Слишком многое нужно сделать.
Шел шестой час вечера накануне Дня Всех Святых.