Прохладная волна разбилась о голень — короткими стежками я начал наматывать на руки мерцающую поверхность воды. Хотелось закричать от восторга, но я не стал этого делать, потому что кто-то уже раздевался на берегу.

Давно уже заметил: когда купаешься ночью и заплываешь далеко, то совершенно не чувствуешь опасности, потому что море наполнено какими-то особыми струями, несущими покой и осознание того, что здесь — наш вечный дом, а материк — это всего лишь временное пристанище, которое рано или поздно уйдёт под воду.

Оглянувшись назад, я увидел, что за мной кто-то плывёт. Независимо от ситуации я всегда испытываю беспокойство, когда ловлю за собой «хвост». Сердце ёкнуло — я развернулся и поплыл навстречу своему преследователю. Моя природная паранойя не позволяла мне просто расслабиться и получать удовольствие от жизни — мне нужно было выяснить, кто он такой и какого чёрта он ко мне привязался.

— Водичка что надо! — бодренько воскликнул этот подозрительный тип, когда я подплыл к нему поближе.

В темноте я не узнал его.

— Ты кто? — строго спросил я, вглядываясь в его размытые черты.

— Так я… Николай.

— Помощник режиссёра?

— Ага. Как тебе мои шашлыки?

— Слегка пересолил, но жрать можно.

— Это я специально, чтобы не шибко налегали…

Я громко расхохотался и предложил ему:

— Ну что, поплыли в Турцию!

— Ага. Сейчас в номер за паспортом сгоняю, и поплывём…

Он выходил на берег первый, а я без всякой задней мысли залюбовался его мощным, рельефным торсом и накачанными ягодицами. Он тут же наклонился и поднял со своей одежды пачку сигарет — в лунном свете мелькнули его отполированные яйца и тёмная «подворотня». Мне стало неловко, и я спрятал глаза в прибрежную гальку. Он протянул мне пачку «Парламента», и мы дружно закурили.

Мне показалось, что он хочет со мной о чём-то поговорить, но не решается. Я давно уже заметил, что в общей массе люди меня боятся, или точнее сказать, испытывают неловкость в общении со мной. Я не знаю, с чем это связано, — по всей видимости, на животном уровне они чувствуют потенциальную опасность, исходящую от меня, или некое статическое напряжение моей неистовой натуры. Они боятся нарушить мой покой, боятся о чём-то попросить, боятся первыми заговорить, боятся перейти черту, за которой следуют доверительные отношения. На короткой ноге я общаюсь только с «волками» — «мелкие млекопитающие» меня всегда недолюбливали. Вот и Коля напряжённо молчал, а меня слегка потряхивало от холода, и по всему телу расползались отвратительные мурашки. Когда я повернул к нему лицо, он вежливо улыбнулся и сделал вид, что внимательно меня слушает.