— Я от кого-то слышал подобные вещи… Прямо — дежавю.
— А я считаю, что в нашей стране есть талантливые люди, только они никому не нужны.
— На себя намекаешь? — спросил я, иронично усмехнувшись, а он продолжил:
— Они как бельмо на глазу у этих бездарей. Повсюду — сплошной протекционизм, или всё решают бабки. Детки именитых родителей проходят вне очереди. Ты думаешь, у меня есть возможность заниматься творчеством? Мои родители — простые люди, а сам я приехал из Моршанска. Вот и приходится ублажать
— Бабки-детки. Не смеши меня, дружок. Так всегда было. А чтобы таким, как ты, пробиться к Олимпу, нужно обладать не только талантом, а в первую очередь — ярко выраженной самобытностью. Все великие люди были харизматичны… Прошу прощения за это потрёпанное слово.
— А ты можешь мне объяснить, что это такое и где это взять?
— Это ни за какие деньги не купишь, — с ухмылкой ответил я. — Эта лицензия выдаётся Всевышним. Она даёт право влиять на события исторической важности. Внешне это проявляется в неосознанном влечении широких масс и отдельных индивидуумов, наделённых властью. Избранные являются энергетическими донорами для тех, кто не имеет внутренних источников энергии, а это большая часть человечества. Поэтому люди неистово ищут себе кумиров и поклоняются каким-то идолам вместо Бога. Ленин, Гитлер, Сталин давно уже сдохли, но адептов у них меньше не становится… Вот что значит харизма!
— А если у меня нет харизмы, но я чертовски талантлив?
— Ты знаешь, старичок… Каждый считает себя особенным и достойным великой участи, но это всего лишь заблуждение, которое является следствием нашего эгоцентричного восприятия мира. А кто будет уголёк закидывать в топку, больным утки подносить, быкам хвосты крутить, подметать улицы, у прилавка стоять? Кто будет шашлыки жарить?! — Я грубо хохотнул и продолжил назидательным тоном: — Любое общество — это плебс, социальный чернозём, в котором произрастают особые семена, брошенные Богом, и все мы участвуем в этой селекции.
Он остановил меня:
— Стоп! Ты хочешь сказать, что я — плебей, быдло, чернозём, что мне не стоит рыпаться, что я тварь дрожащая и не имею право?
— А ты ничего не попутал,
— Не надо агрессии, — мягко ответил я и даже улыбнулся самой добродушной улыбкой. — Мы же просто делимся мнениями. Это нормально. Я не хочу тебя унизить, а напротив, пытаюсь облегчить твою жизнь.
— Каким образом?
Я на секунду задумался и продолжил свою проповедь, с тем лишь отличием, что не вставлял после каждой фразы «сын мой», но тональность была такая же возвышенная, как у священников: