— Ну и тренер был у вас… Тогда зачем единоборства, если их не применять?
— Сулейманов Рашид Александрович. Он был маленький и тщедушный. Очки с выпуклыми стёклами на резинке. Мы называли его батискафом. Ходил он чуть прихрамывая, говорил слегка пришепётывая, и был он тихим пьяницей. Ты знаешь, я вполне понимаю его позицию… На его месте я бы тоже никуда не лез.
Мы отмахивали быстрым шагом, то и дело оглядываясь по сторонам. Лес шумел. Придорожные кусты гнулись на ветру. Луна светила нам в спину, и наши длинные трусливые тени бежали впереди нас.
Пройдя босиком метров сто, Анюта не выдержала и одела туфли. Резкий стук каблуков нарушил хрупкий покой сосновой рощи… И вот она открыла глаза в дремотной оторопи, оживилась и начала внимательно вглядываться в нас, и вот уже крючковатые корни полезли из губчатого мха, потянулись к нам жилистые руки-ветви, колыхнулись папоротники, и вышел из-под земли «
— Сними туфли, — дрожащим голосом попросил я.
— Что?
— Сними туфли! — рявкнул я, выпучив на неё глаза. — Сейчас все крылатые твари слетятся… Для них это как патока — стук женских каблуков в ночи.
— Да перестань ты меня кошмарить, — жалобно попросила Анюта, но туфли всё-таки сняла.
— Приду в номер и нажрусь в уматину, — произнёс я, сглатывая слюну. — У меня бутылка в холодильнике стоит запотевшая…
— А мне нальёшь? — спросила Анюта.
— Тебе бармен нальёт, а у меня в номере жена спит, и я тоже спать собираюсь. Выпью и нырну к ней под одеяло. Прижмёмся попками и сладко так захрапим.
Я улыбнулся как малахольный.
— О, бля, про жену вспомнил. Вы хоть трахаетесь иногда? — спросила она равнодушным голосом.
— К чему эти бессмысленные телодвижения? Тем более ребёнок уже есть.
— А как же супружеский долг?
— Его, похоже, кто-то другой уже исполняет.
Когда мы подошли к КПП, охранник тут же выскочил из своей будки. Его и без того подвижное лицо показалось мне излишне оживлённым: он даже подмигивал мне левым глазом или у него начался нервный тик.
—