— Я совершенно уверен, — продолжил я убивать её морально (коль уж физически нельзя), — что у тебя нет детей и никогда не будет.

— Откуда ты знаешь? — спросила она, разглядывая свои грязные пятки.

— Сколько мужиков в тебя кончали? Сколько ты сделала абортов? Сколько у тебя инфекции, передающихся половым путём?

Она прикрыла на мгновение веки, и мне даже показалось, что она в уме складывает столбиком.

— Ах, ты сучонок, — вдруг прошипела она. — Ах, ты жалкий неудачник! Фуфло тряпошное! Пьянь! И ты мне говоришь подобные вещи?

— Анюта, — попытался я её успокоить.

— Да кто ты такой, — тужилась она, выдавливая из себя ярость, — чтобы читать мне мораль?

— Ты не устала, — спросил я, щелчком отправляя окурок в темноту, — влачить это бессмысленное существование? Просыпаться каждый день только с одной мыслью: как бы ещё развлечься и не умереть от скуки? Топтать эту землю своим дорогими туфельками, идти по спирали вниз, не задумываясь ни о чём?

— Общение с такими, как ты, — продолжал я с плаксивой интонацией в голосе, — постепенно убило во мне любовь. Вы отравили меня ядом, который источают в избытке ваши половые железы. Отныне я не способен любить… Я даже не люблю ваших детей, которых рожаете вы — больные, грязные, измызганные шлюхи.

— Вот он — первородный грех!!! — заорал я, и мой глас полетел над морем.

— Так, — сказала Анюта, вставая с пыльной ступеньки и отряхивая зад, — мне всё это надоело. Иди ты на хуй со своей философией!

— Хе-хе, довольно странно это слышать от женщины, которая сама прыгает с одного члена на другой, — сказал я, ни то хихикая, ни то хрюкая как поросёнок.

Любыми средствами я пытался её отвадить от себя, потому что мне совершенно не хотелось проводить с нею ночь в одном номере, но и обижать отказом мне было не очень комфортно. На самом деле, я испытывал к ней глубокую эмпатию, потому что она была соткана из тех же нервных окончаний, из тех же пороков, из тех же комплексов, что и я. Мы были просто изомерами различных полов, но суть от этого не менялась.

— Отвали! — крикнула она и вошла в туннель.

— Анюта, постой! Ну, я же пошутил! — Я пытался схватить её за руку. — Это всего лишь игра! Аня! Анюта!

В туннеле я прижал её к стене, а она попыталась долбануть меня коленом в пах. Я приблизил свои губы к её губам, но не решился поцеловать: она запросто могла меня укусить, столько в ней было злости.

— Посмотри! — крикнул я; она продолжала вырываться.

— Посмотри туда, — зашипел я, ткнув пальцем в сторону мола.

Как только мы вошли в туннель, этот неопознанный субъект отделился от шезлонга и бросился за нами: над бетонными плитами, словно по воздуху, летела его чёрная размашистая тень. Казалось, что это не человек, а зверь, бегущий на задних лапах. Ужас охватил меня.