«Как научиться прощать людей, — размышлял я, — чтобы больше не попадать в подобные ситуации, чтобы жить в гармонии с этим миром и самим собой? Господь учит меня, учит, учит, а я всё дурак дураком. Всё никак не могу выбраться из духовной нищеты».

Бурные ручьи с водоворотами и порогами наполняли улицы — в них не хватало только корабликов с бумажными парусами. Я брёл по щиколотку в воде. В кроссовках хлюпало, джинсы промокли до колена, в карманах расползались денежные купюры. В тот момент меня спасала только ветровка, специально предназначенная для парусного спорта.

Я шёл, не разбирая дороги, с неприкаянным упрямством, и вскоре вышел на трассу А-147. В тот момент дождь опять прекратился, и я услышал шум прибоя: море ворочалось и дышало в темноте, словно огромное чудовище, пожирающее землю. Ничего не было видно — тёмное ненастье поглотило пространство за обочиной дороги, и только размытые жёлтые фонари тянули в эту непроглядную мглу свои тонкие изогнутые шеи.

Я не стал ждать милости божьей и двинулся вдоль трассы пешком. Как говорится, бешеной собаке семь вёрст не крюк. Чтобы хоть как-то взбодрить себя в пути, я размышлял на следующую тему: «До чего изнежился современный человек. Сломался лифт, а у него — истерика… Как на пятый этаж пешком подниматься? Поезд у каждого столба останавливается — опять переживаем. Самолет задержали на час — все на ушах стоят. Машина сломалась — как на работу утром поеду? Своим ходом пойдёшь, твою мать! А как же наши предки такие расстояния пешком покоряли? Ганнибал Барка из Испании в Италию шёл полгода. В Пиренейских горах и в Альпах оставил две трети своей армии и двадцать слонов похоронил. А наши деды гнали фашистов от самой Москвы до Берлина — тысячи километров прошли с боями, по горло в грязи, в снегу, под дождём. Четыре года в окопах кормили вшей. Повсюду — смерть, ужас, лежбища трупов и горы искорёженного металла. Это не укладывается в моём сознании. Мы — современные люди — деградируем только потому, что нам не хватает настоящих испытаний. Я часто задумываюсь о том, смог бы я пройти всё ужасы войны и после этого остаться нормальным человеком. Я — избалованный пижон, куртуазный подонок, пресыщенный павлин — смог бы положить свою жизнь на алтарь войны? Смог бы пройти в полной боевой выкладке сотню километров, по колено в грязи, крепя сердце измотанное болью, смоля ядрёную махорку, засыпая на марше, да ещё какую-нибудь грёбанную «сорокапятку» переть за спиной? Наверно, я бы упал где-нибудь под Вязьмой на обочине и попросил бы меня пристрелить. А хотя кто его знает, на что способен человек, если поставить его на раскорячку? Вот поэтому я и говорю: война всегда была необходима мужчине, чтобы понять, на что он способен по жизни и кто он есть на самом деле. А по-другому не получится».