С тех пор прошло двадцать лет, но я помню совершенно отчётливо — в деталях, в красках, в полном объёме — своё пребывание в том Мире. Так подробно я не помню даже вчерашний день. Сверхспособность моей памяти проявилась только в одном случае — во всех остальных она сохраняла лишь гипотетический след, то есть примерные очертания объектов. Я не могу даже вспомнить лицо моей матери, но я «вижу» лица иных таким образом, словно они отпечатались на полароидных снимках.

Я находился там довольно долго. Хотя опять же не могу сказать, насколько долго и насколько приемлемы такие понятия для того Мира. Там время не бежит, не тянется, не напрягает, не заставляет ждать. Там время не линейно, а дифференциально, поэтому оно не разрушительно для восприятия человека, поскольку является всего лишь аргументом Вечности.

Что касается света, там нет прямых его источников — солнца или естественного спутника. Источником света в той или иной степени является всё, даже существа, которые там обитают. Особенно светятся очень высокие гуманоиды, лишённые гендерной принадлежности. Некоторые из них имеют на голове светящийся нимб, и даже их белые одежды светятся изнутри.

Все остальные представители того Мира имеют антропоморфный вид, то есть это обыкновенные мужчины и женщины, с тем лишь отличием от нас, что все они прекрасны. Там нет уродливых людей, и там не встретишь глаз, из которых выползают гадюки. Там — у всех замечательное чувство юмора и отовсюду слышится смех. Там дышится легко и свободно. Там — цветущие сады и бескрайние луга, на которых пасутся Пегасы. Там нет боли и страха. Там люди безгранично счастливы, без каких-либо оговорок. Неужели тот Мир на самом деле существует, или это всё — плод моего воображения?

Я боюсь произнести это слово, но, по-моему, я видел рай.

Мне показали ад. Мне показали рай. Выбор остаётся за мной.

24 сентября я проснулся под вечер. Шторм закончился. Когда я вышел на балкон, то над моей головой раскрылся синий купол неба с оранжевым пятнышком заходящего солнца. Платановые аллеи были совершенно пусты. Вокруг царила настоящая осенняя тишина, а ещё я почувствовал приятный запах гари: то ли лето окончательно сгорело, то ли где-то жгли листья.

Прохладный ветерок стелил по ногам, обнимал меня за плечи, и я весь покрылся мурашками. Вернулся в номер, быстро оделся, обратив внимание, что на журнальном столике стоит большая тарелка, наполненная гречневой кашей и бефстрогановом с застывшей корочкой соуса. На краю тарелки лежала увядающая нарезка из помидоров и огурцов. Два засохших кусочка хлеба завершали этот натюрморт.