Герцог (продолжая плакать):

— Простите, но я теряю голову при мысли об ужасной утрате. О, моя бедная, бедная жена!.. Итак, в Нонанкуре все кончено.

Сен-Мерри:

— Да. По ее желанию она погребена в часовне замка. (Вытирает слезы.) Двадцати шести лет, красавица, очаровательная! И умереть такой смертью! О, это ужасно!

Герцог:

— Я никогда в жизни не забуду услуги, которую вы оказали нам, проводив тело моей несчастной, обожаемой жены в Нонанкур. У меня бы не хватило мужества, я бы от горя умер в дороге.

Сен-Мерри (со сдержанным отчаянием):

— От горя не умирают, милостивый государь; доказательство налицо: я вернулся из этой тяжкой поездки.

Княгиня:

— Ах! Только такие друзья, как вы, способны на подобное самоотвержение.

Сен-Мерри:

— Но разве Диана не была моей… моей… крестницей? Разве я не знал ее с самого рождения? О, я не думал, что увижу ее смерть. (Рыдает.)

Княгиня:

— Мой бедный друг, успокойтесь, не падайте духом.

(Лакей в глубоком трауре, с аксельбантом из голубых и оранжевых шнуров на плече, входит с испуганным видом).

— Господин герцог! Ах, Боже мой! Сударыня! Боже мой!

Герцог:

— Что с ним? Что ему нужно?

Лакей:

— Нас всех сейчас переписали в передней; но я через маленькую лестницу прибежал предупредить герцога. Но вот они! Вот они!