А еще через некоторое время она, по слухам, вышла замуж. О муже говорили, что он молод, широк в делах, какой-то тоже фабрикант, не то кожевенный, не то мануфактурный. «А мне осталась моя свобода», — подумал он с глумливой усмешкой на свой счет. А и вправду такая свобода была ему не нужна, ожидание и надежда были необходимей. И все чаще вызывал он в памяти вечер в редакции и кроткое, миловидное лицо, чистые и умные глаза — образ, схожий с мечтами юности…
Еще до отъезда Фираи-ханум и замужества ее Габдулле довелось пережить одну ужаснувшую его историю.
Дни стояли морозные, до сорока почти градусов, и когда в один из таких дней ему сообщили о смерти Селима, он подумал: замерз! Но случай оказался еще печальней. Трезвый и с виду спокойный, пришел он к себе, сказал хозяйке, чтобы никого к нему не пускали, закрылся в комнате и удавился.
Подробности, предшествовавшие его смерти, рассказал Габдулле типографский рабочий, старый его знакомый. В типографии был обыск, каждого допрашивали, а потом взяли в полицию Селима и еще троих рабочих. С типографией все уже было ясно, она переходила к новому владельцу, надежному в глазах полиции, так что арестованных, допросив и остращав, выпустили на следующее утро. Однако новый хозяин в работе им отказал. Для Селима потеря места означала опять мытарства, но с этим еще можно было примириться. Печально, что в полиции, оказывается, помнили его со времени первого ареста. «Они не забыли! — в отчаянии говорил Селим. — Четыре года не спускали с меня глаз… и ждали только момента, чтобы схватить и сунуть за решетку!» Целую неделю он обивал пороги издательств, везде ему отказывали, но причиной смерти, несомненно, был страх перед слежкой.
Прямо из редакции, где застала его печальная весть, Габдулла поехал в Старую слободу. Дом, в котором снимал квартиру Селим, стоял в конце квартала, за домом простиралось снежное ровное поле, в стороне лежало кладбище, его ограда напоминала стену старинной, ушедшей в землю крепости. Это был район ночлежек, крошечных дешевых гостиниц, где обитал разный сброд, но жили и просто очень бедные люди из разночинцев: служащие мелких контор, репортеры, артисты и приказчики.
У ворот стояли широкие крестьянские сани, тощая, вся покрытая инеем лошадка дремала, положив голову на коновязь. Поодаль ждали два извозчика, а еще дальше возвышался богатый экипаж, вокруг которого похаживал коренастый, одетый в дубленый полушубок кучер. Ворота настежь — и на виду лежал весь огромный двор с хозяйственными постройками, с флигелем в глубине: и там, наверное, жили постояльцы, над флигелем дымила труба. По двору расхаживали какие-то люди, тихо переговариваясь и нетерпеливо поглядывая на крыльцо, на котором тоже толпился народ. К Габдулле подошел Бахтияров.