Русского языка Ноно не знал вообще, при этом свободно владев французским, английским и родным — камерунским. В Сочи он почти не изъяснялся, так как носителей иностранных языков, помимо армянского, там почти не было, поэтому Серж сидел и, в основном, слушал. В Энгельс он приехал, не произнеся ни одного слова по-русски. Первые слова на русском языке он произнёс только в клубе.

Выведя Ноно на выявление, Роман провёл его на сцену. Все работники клуба, включая меня, из любопытства скопились в зале, где царил полумрак, чтобы посмотреть на диковинку. На Серже была одета тёмная казённая роба, занавес на сцене тоже был тёмный, а сам камерунец был чёрнющий, как уголь. Выйдя на сцену, он попросту слился с царившим вокруг полумраком, лишь одни глаза блестели, да зубы. Выглядело это так комично, что многие из нас начали посмеиваться. Серж понял, что смеются над ним, и, окинув себя и фон сзади взглядом, осознал причину. После чего промолвил свои первые слова на русском языке, улыбаясь белоснежными зубами.

— Е*ать мой х*й! — сказал он, с характерным африканским акцентом, не переставая улыбаться.

Мы покатились в ещё больший хохот.

Вскоре Роман перетянул Сержа к нам в четвёртый отряд, и начал плотно заниматься его творческой самодеятельностью. В основном Ноно разучивал песни всяких зарубежных негритянских рэп-исполнителей, типа фифти-цента[300], и выступал с данным репертуаром на концертах клуба. «Читал» он так себе, но саратовской публике и этого достаточно, и зеки и администрация были в восторге. Активисты Ноно тоже не трогали, даже на карантине, так как он был иностранцем и мог разразиться международный скандал. В четвёртом отряде Ноно быстро сдружился с Романом, начал с ним семейничать, да и другие относились к нему как к редкой зверюшке, и с ним здоровались даже самые отъявленные негодяи. В том числе и Шалай при встрече улыбался Сержу и жал ему руку.

— Шалай, мой друг! — радостно говорил Ноно.

Когда Ноно перевели в отряд, завхоз решил его разыграть и подселил ко мне в проходняк, на соседнюю шконку. В тот же день, я, вернувшись с работы и умывшись на ночь в умывальнике, отправился по пояс голый к своей шконке, где Ноно как раз раскладывал вещи в нашу тумбочку. Серж увидев наколки у меня на груди, отшатнулся.

— Ааа, скинхэд! — со смешным акцентом и выпученными глазами воскликнул он.

Стоящие вокруг зеки заугарали. Но с Ноно у меня конфликтов не было. Он был иностранцем, в России был туристом, нашим соотечественникам ничего плохого не делал. По Родине очень скучал и ждал освобождения, чтобы вернуться в Африку. За что мне было питать к нему какую-то неприязнь? Напротив, я иногда подтягивал своё знание английского языка, общаясь с ним в клубе по-английски. Русский он знал очень плохо, понимал в основном русский матерный и феню.