После недели избавления от пагубной привычки, Москва позвал меня на разговор наедине.

— Ты же бил партаки? — спросил он.

— Ну да. И першнёй и бэхой, — ответил я.

— Сможешь моему хорошему знакомому партак набить? Паутину с пауком, как у меня, на плече, — он показал свою наколку, но я её и так помнил.

— А бэха-то есть? И не стуканёт знакомый-то? — уточнил я.

— Нет, не стуканёт. Мне Вербовой бил, но он же освободился. Ну что, возьмёшься? За грев, разумеется. Ну понятно, что не сигарет! — засмеялся он.

— Ну давай! — я согласился. Бить наколки я любил и скучал по этому занятию.

После обеда, он повёл меня в баню, где была парикмахерская. Зайдя внутрь, мы поздоровались с местным завхозом, по совместительству старшим парикмахером. Я его знал, потому что Москва отправлял меня к нему как-то на стрижку. Правда «пацанская» стрижка мне не понравилась, после чего я по старинке обрил голову наголо, чем расстроил земляка.

— Вот ему и надо бить, — сказал Москва и дал мне бэху.

Москва ушёл, а завхоз занавесил окна и запер дверь.

— За сколько управимся? — спросил он.

— Не знаю, посмотрим. Сначала контур пробьём.

Тут зазвонил телефон. По объектам колонии стояли стационарные телефоны, по которым можно было позвонить в другой отряд или штаб. Звонили из штаба, завхоза куда-то вызывали.

— Посиди здесь! — сказал он. — Я тебя запру, приду в течении получаса, к мусорам сходить надо. На пока, покури. Бери сколько хочешь, — И он, выходя, положил передо мной пачку Винстона лёгкого.

Winston синий… Как же я любил их на свободе. Наверное, любимая марка сигарет. У меня рядом с домом был табачный ларёк, где продавали сигареты по оптовым ценам. В магазине Winston стоил около двадцати рублей, в ларьке всего шестнадцать.

На зоне то такие сигареты считались очень басявыми. Самыми ходовыми сигаретами была «Ява Золотая» красная. Она считалась и валютой, и достаточно статусными сигаретами. Так как на зоне всегда была проблема с курёхой, то часто в ходу была Прима и другие дешёвые сигареты. А зарубежные марки, типа Винстоуна, Честерфилда или Мальборо, считались престижными сигаретами, которые курили единицы.

Что я бросаю курить, завхоз, конечно же, не знал. Жил он в другом отряде, и со мной был знаком только косвенно.

Я сидел и смотрел на эту пачку. Прекрасно понимал, что если сейчас покурю, то никто не узнает. Сидеть мне здесь еще около получаса минимум, потом неизвестно, сколько ещё будем бить наколку. Запах за это время выветрится.

Так говорило Искушение, плотно засев на одном плече.

Но на соседнем плече сидела моя Совесть. Которая говорила мне, что, поступив так, я предам в первую очередь себя. Свой характер, свои цели, свою волю. Ведь даже находясь в заключении, можно оставаться свободным духом. А никотин, да и любые другие зависимости, заковывают человека в кандалы.