— Ты что, сдурел?! — орёт заместитель начальника колонии по воспитательной работе.

— Тише, тише, — ответил я. — Вы что кричите?

— Я что кричу? — он весь покраснел, и я боялся, как бы Сорокин не лопнул, прямо в кабинете. — Ты что творишь?!

— И что же я творю? — я не понимал о чём идёт речь.

— Вот что ты творишь! — он швырнул передо мной на стол моё ходатайство на условно-досрочное освобождение. — Какое тебе УДО? Ты своё дело видел?! У тебя более двадцати взысканий, полосы, дезорганизация, отказ от участия в самодеятельных организациях[309], злостные нарушения режима содержания! Ты вообще должен быть в СУСе, а активистом тем более не можешь быть! Не говоря уже об УДО.

— А почему я тогда не в СУСе? — задал логичный вопрос я.

— Недоглядели! — махнул рукой он. — Забирай свою кляузу, и больше таких выкидонов не делай. Заменить тебя некем, и организатор ты хороший. Администрация и так закрыла глаза на твоё личное дело. Но если об этом узнают за пределами колонии, — он многозначительно промолчал. — Головы нам не сносить! Не подводи меня!

Недоглядели… Закрыли бы с этапа в СУС, как Фила, не пришлось бы страдать так долго в карантине, и косяки эти одевать. Фил, правда, вскрылся, но шестой отряд не малый карантин, хоть и ненамного лучше. И один день — не четырнадцать. Перетерпел бы. Но что же теперь жалеть? Что сделано, то сделано. Но было ясно одно — УДО мне не светило. Но расстроился я несильно, от слова совсем. На УДО я не рассчитывал, иметь хвост в виде условки не хотелось, проще было досидеть свой срок до звонка, тем более в зоне у меня уже всё было налажено. Но попробовать стоило.

Неукротимые

После случая с Ноно, наш завхоз Акопян отправился в ШИЗО. Администрация и так под него давно копала, регулярно кто-то стучал на завхоза в оперчасть, и мусора были в курсе, что у нас в отряде живётся лучше, чем в других. Но «притянуть» его и сместить с должности было не за что: когда сотрудники или козлы заходили в отряд, повода докопаться им не давали. Но расхлябанное поведение Сержа взорвало терпение администрации и армянина упекли на пятнадцать суток под крышу.

Первым принёс новость дневальный клуба Семён.

— А знаете, кто у нас новый завхоз? — ехидно спросил он, забежав в ТБУ.

— Ну и кто же? — переспросили мы.

— Шалай! — Семён многозначительно протянул палец вверх, а мы ему сначала даже не поверили.

Но вернувшись вечером в отряд, сразу заметили необычную тишину. Все арестанты ходили настороженные, боясь лишний раз громко чихнуть, и даже отрядные активисты заметно нервничали. Вскоре показался и сам Шалай: пройдя по коридору в каптёрку, он вызвал туда активистов. От его массивной, более чем стокилограммовой туши, все расступались в стороны.