Сам писал тоже немало. Ещё на централах я писал рассказы, незаконченные романы, в основном в мистическом жанре, ужасы. Однажды даже показал рукопись редактору одного издательства, который присел в тюрьму то ли за мошенничество, то ли за взятки, и он отметил талант. Вердикт редактора сильно мотивировал писать дальше. Я личность очень разносторонняя, увлекающаяся различным творчеством. Но все интересы не охватить, и после освобождения я решил делать упор именно на литературную деятельность, мечтая поступить в МГУ на факультет журналистики. Но ЕГЭ по литературе, который был обязательным для данной специальности, показался мне совершенно идиотским, и я решил сдавать историю и обществознание, чтобы поступить на политолога.
То, что писалось на централе, к сожалению, не сохранилось. Несколько раз, я психовал и уничтожал целые тетради с готовыми рукописями. Сейчас я очень сильно об этом жалею, и рад, что на свободе есть Word и облачные сервисы. В лагере я возобновил писательскую деятельность. Тренировал навык, записывая в клубе по утрам свои сны, а сны мне часто снились реалистичные, яркие, в том числе и кошмары, из которых я черпал вдохновение. Писал в клубе политическую и две художественных работы.
Так как я был юридически подкован и легко впитывал новую информацию, параллельно грамотно формулируя тексты, ещё на централе ко мне стали обращаться за написанием кассационных жалоб, разумеется, за какой-нибудь подгон[308]. Иногда, если дело было мне интересно, а у обвиняемого не было, как говорится, за душой ни гроша, я писал на энтузиазме. В зоне я продолжил этим заниматься, только чаще приходилось писать ходатайства на условно-досрочное освобождение, так как здесь люди уже тянули срок после вступления приговора в законную силу. Недостатка в желающих не было, в кабинет СКК часто заходили арестанты с просьбой написать ходатайство, особенно во время мероприятий, когда можно было свободно попасть к нам в кабинет. Брал за работу я немного, но, когда бросил курить, сигареты стал брать только «басявые», чтобы самому за них что-нибудь себе вымутить. Чаще брал конфеты или что-нибудь к чаю.
Однажды, когда до свободы оставалось от силы месяца три-четыре, решил сам написать на УДО. Другим пишу, а я чем хуже? Я понимал, что в эту зону меня «запрокладили» мусора, за то, что не смогли меня сломать ещё в тюрьме, и навряд ли мне дадут уйти по УДО, но почему бы не попробовать? Особых надежд я не питал. Написал ходатайство, отдал его секретарю СКК. На следующий день прибегает Сорокин, весь в мыле.