Папа говорит, когда он переехал в эту страну, то три месяца ел только «яйцобекон». На завтрак, обед и ужин. «Яйцобекон». Других слов он не знал. Больше он не ест яичницу с беконом.

Какими бы ни были причины – будь она толстой, или она не умеет спускаться по лестницам, или боится говорить по-английски, она не выходит из квартиры. Каждый день она сидит у окна и слушает испанское радио, и поет песни, пропитанные тоской по дому, надрывным, как у чайки, голосом.

Дом. Дом. Дом – это здание на фотографии, розовое здание, розовое, как штокроза, все купающееся в свете. Мужчина красит стены квартиры в розовый, но это не то, думаю, вы понимаете. Она все еще вздыхает по своему розовому дому, а потом, я думаю, она плачет. Я бы плакала.

Иногда мужчина возмущается. Он начинает кричать, и это слышно на всю улицу.

Ай! расстроенно говорит она.

О, отвечает он. Только не снова.

¿Cuando, cuando, cuando?[15] спрашивает она.

¡Ay, caray![16] Мы уже дома. Это и есть дом. Я здесь живу и буду жить! Говори по-английски. Говори по-английски. Боже правый!

¡Ay! Mamasita, которая никогда не была в этом доме своей, время от времени истерично кричит, кричит высоким голосом, будто бы единственная ниточка, позволявшая ей жить, оборвалась, единственная дорога, ведшая обратно, в ее родную страну, больше не существовала.

А затем, словно намереваясь разбить ей сердце окончательно, ребенок, который уже начал говорить, принимается напевать песню из рекламы «Пепси», которую увидел по телевизору.

«Не говорить по-английски», – твердит она ребенку, который поет на языке, звучащем, как жестяная покрышка. «Не говорить по-английски, не говорить по-английски!» – Она заливается слезами. «Нет, нет, нет». – Она не верит своим ушам!

Рафаэла, по вторникам пьющая кокосовый и папайевый сок