Он никогда не бьет сильно.

Но Салли не рассказывает, как однажды он набросился на нее с кулаками, как на собаку, как на животное. Она говорит, что он думает, будто она собирается сбежать из дома, как ее сестры, опозорившие семью. Она говорит, что это происходит из-за того, что она девочка, а затем умолкает.

Салли собиралась выпросить разрешение ненадолго пожить у нас, и однажды в четверг она пришла с кульком, полным одежды, и потрохами, упакованными в бумажный пакет, которые прислала ее мама. Она бы осталась, если бы с наступлением темноты не заявился ее отец, который, чуть не плача, стучал в двери и умолял ее вернуться.

– Папочка… – сказала она и ушла с ним.

Затем мы перестали о ней беспокоиться. Пока однажды отец Салли не поймал ее за разговором с мальчиком, а на следующий день она не пришла в школу. И через день. До тех пор, пока, как рассказала Салли, он попросту не сошел с ума, меж побоев забывая о том, что он ее отец.

– Ты не моя дочь, ты не моя дочь! – кричал он, давая волю рукам.

Мартышковый сад

Мартышковый сад

Мартышка там больше не живет. Мартышка переехала в Кентукки и увезла с собой хозяев. И я была рада, потому что больше не могла слушать по ночам ее визги и пронзительное верещание ее хозяев. Зеленая металлическая клетка, мраморный стол и семья с голосами звонкими, как гитара. Мартышка, семья, стол. Все уехали.

Это случилось тогда, когда мы наконец вторглись в сад, в который так долго боялись войти, потому что мартышка истошно орала и показывала желтые зубы.

В саду росли подсолнухи, огромные, как цветы на Марсе, и тонкие петушиные гребешки, расцветавшие густой краснотой театральных кулис. В том саду рассеянно летали пчелы и плодовые мушки с глазами, похожими на галстук-бабочку. Насекомые кувыркались и тихо жужжали в воздухе. Там росли деревья, дающие урожай сладких персиков. Колючие розы, чертополох и груши. Сорные травы, ворчливые, как недовольные знаменитости, и густой кустарник, который царапал и царапал колени, и в ранах щипало, пока ты не отмывал их мыльной водой. Там были крепкие зеленые яблони, жесткие, как колени стариков. И всюду пахло перегнившей древесиной, сырой землей и пыльными штокрозами, пахло тяжело и ароматно, как выбеленные волосы покойников.

Когда мы переворачивали кирпичи, из-под них выбегали желтые паучки, и слепые черви корчились и извивались, боясь темноты. Стоило нам воткнуть ветку в рыхлую землю, как из-под нее выбегали сероватые жуки, вереницы муравьев и много-много раздраженных божьих коровок.

Весной на этот сад было приятно смотреть. Но потихоньку, после отъезда мартышки, он начал жить своей жизнью. Цветы перестали слушаться кирпичей, которые не позволяли им расти на тропинках. Буйно разрослись травы.