— Речь не об этом.

— А о чем?

— Нельзя состоять столько лет в партии, а потом вдруг дезертировать. Это и моя вера. Я был в Испании и ни за что не выбрался бы оттуда живым, если бы не партия. Должность свою я тоже получил от партии. Я уезжаю сейчас не навсегда, а на короткое время, самое большое — на год. Однако беда в том, что я не смогу снова въехать в США, если выеду без официального разрешения. Получить же такое разрешение нелегко, а я бы не хотел потерять право на получение американского гражданства…

— К чему быть гражданином государства эксплуататоров и фашистов? Если вся справедливость сосредоточена в стране Сталина, почему бы не остаться там, в этом красном раю?

— Дядя, не будьте так саркастичны. Можно видеть все недостатки государства и все же привыкнуть к ним.

— Чего конкретно ты хочешь?

— Я хочу жениться на Сильвии. Может быть, вы ее помните? Она была у вас на пасхальном седере.

— Я прекрасно ее помню. А в чем дело? Она тоже едет к Сталину?

— Нет, она остается здесь.

— Тогда зачем жениться и оставлять ее соломенной вдовой? Я не хочу сказать ни про кого ничего дурного, но сейчас не прежние времена. Когда-то молодой человек женился и на годы уезжал учиться в ешиву или, более того, становился постоянным обитателем двора ребе. При этом он не сомневался, что жена останется ему верна. В нынешние же времена…

Борис Маковер замолчал. Герман как-то зло улыбнулся:

— Это не проблема.

— В чем же проблема? И чего ты хочешь от меня? Чтобы я провел церемонию религиозного бракосочетания? Или чтобы я сопроводил тебя к хуле?

Герман опустил голову:

— Если уж жениться, то вы мой ближайший родственник.

— Ты хочешь жениться по закону Моисея и Израиля?

— Ее мать этого хочет. Нас самих это не волнует…

Борис Маковер надолго задумался.

— Я не могу понять смысла всего этого. Разве что ты хочешь гарантировать себе, что тебя пустят обратно в Америку.

— Это может помочь.