— Ну…

Борис Маковер ждал, что ребе еще что-то скажет по этому поводу, но тот замолчал. Он молчал и отрицательно качал головой. Выглядело это так, будто история, рассказанная ребе Борисом Маковером, еще больше усилила его трепет перед Богом. Казалось, ребе говорит без слов: «Если можно так связываться со смертными, то как же можно соединиться с Творцом всех миров?» Борис Маковер раскрыл молитвенник. Где она в праздник? Где она, бедная, шляется? Скучает ли она по нему? Или уже нашла себе другого? Он вспомнил о Яше Котике. Это из-за него, из-за этого пса, она сошла с прямой дороги. Если бы не он, она была бы сейчас матерью нескольких детишек и у нее не было бы в голове всех этих глупостей. Ему, Борису Маковеру, не следовало тогда в Берлине настаивать, чтобы она вышла замуж за этого типа, да сотрется его имя! Но что он мог поделать? Она угрожала ему самоубийством. Такие, как она, способны на все…

Двойреле внесла мясо и цимес. Борис Маковер бросил на нее взгляд. У нее тоже когда-то был муж, но он погиб от рук нацистов. Она вдовствует уже много лет, и ей даже не приходит в голову снова выйти замуж. Она жертвует собой ради отца, внука святого человека, ребе Мелеха из Жидачова. Святые люди женились на праведницах, чтобы она могла теперь вносить тарелки в сукку… Борис Маковер ощутил любовь и жалость к Двойреле. «Как это вышло, что я к ней не посватался? — спросил себя Борис Маковер. — Мне это совсем не приходило в голову. Если какому-то делу не суждено осуществиться, то о нем и не думают…» Двойреле спросила:

— Почему вы не ели мясо?

— Мне уже достаточно.

— Телятина придает силу, — Двойреле говорила наполовину серьезно, наполовину шутливо. В ее улыбке было отчаяние, смешанное со своего рода деликатной шутливостью. Ее глаза говорили: «Мне уже все равно… Это я говорю просто так, только чтобы не молчать все время…»

3

3

В середине октября вышла из печати книга доктора Цадока Гальперина. Как только доктор Гальперин получил первый экземпляр, он сразу же заперся с ним у себя в комнате. Сначала он дрожащими пальцами листал книгу, потом принялся ее читать. Он читал, курил, причмокивал, бормотал. Его усы подрагивали. Он хмурил свои похожие на щетки брови. Чем дольше он читал, тем очевиднее становились масштабы катастрофы, произошедшей с его произведением. Издатель без ведома автора вырезал из него целые фрагменты, причем вырезал из самой середины, оттуда, где излагалась основная мысль. Несмотря на то что он сам дважды вычитывал корректуру, в тексте оказалось много ошибок — не только обычных опечаток, но и неправильно переданных цитат и вообще всяческих ляпсусов, которые вызовут у ученых насмешки. Помимо всего прочего, доктор Гальперин только теперь увидел, что перевод плох, а часто даже ошибочен. Это было не научное произведение, а мусор. Он поминутно говорил: