Нура отпрянула. Кубаба кивнула на меня:
– С ним! Лишь он знает тебя как Нуру.
Она живо развернулась и обратилась к своим эфебам:
– Ну что, голубчики, вам плевать, что ваша царица изжарилась на солнце?
Слуги кинулись со всех ног услужить царице. Кубаба, что-то воркуя, обернулась к ослам.
Нура ошарашенно смотрела на меня. Мы воспользовались болтовней государыни, которая донимала прислужников:
– Дорогуша, ну-ка подсади меня на осла. Да нет, не ты! Не ты, дурень, а тот, с миленькими глазками и прелестными ушками. Эй, полегче! Или нет, вот так хорошо. Да. Вперед, дорогуша! Это я ослу. Вам не нравится, что я говорю ослу «дорогуша»?
И кортеж двинулся прочь, оглашая округу восторженными излияниями царицы.
Авраам дал нам знать, что его люди настроены поскорее расстаться с Бавелем.
Нура застыла. Она сомневалась, что хочет по-прежнему выступать в роли Сарры.
– Авраам ждет тебя, – шепнул я ей. – И Исаак.
В ее глазах замер безмолвный вопрос. Я настаивал:
– Иди.
Она все еще медлила. Я прикоснулся к ней, вдохнул ее пьянящий аромат и шепнул:
– После смерти возвращайся ко мне.
Эпилог
Эпилог
Ноам вышел из роскошного отеля, в котором Хасан забронировал ему номер, и сел в лимузин; служащий погрузил его багаж. Бесшумное податливое авто покатило по розовому гудрону, окаймленному глянцевыми пальмами и магнолиями с огромными цветами фарфоровой белизны. Ноама настигло чувство нереальности: миру угрожает смертельная опасность, фундаменталисты вот-вот захватят атомные электростанции, а безучастная и невозмутимая комедия роскоши продолжается как ни в чем не бывало.
Может, потому что он пишет мемуары о Месопотамии? Все здесь напоминает о чванливом городе Нимрода. Дубай воздвиг семьдесят небоскребов высотой больше двух сотен метров, и среди них вознесшийся на 828 метров Бурдж-Халифа: Бавель! На этой нескончаемой стройке рабочие из Пакистана и Индии вкалывают при пятидесятиградусной жаре в тяжелейших условиях, и чуть ли не дважды в неделю случаются самоубийства: Бавель! Сталкиваются множество наречий, неразбериха и путаница, хотя чаще прочих сквозь гам прорываются арабский и незамысловатый английский, окрашенный сотней акцентов: Бавель! Отодвигая пустыню, бросая вызов засушливому климату, освежая воздух, здесь создают искусственные архипелаги из песка, начерпанного в Персидском заливе, и воздвигают гигантский приморский курорт близ колоссального канала: Бавель! Торговые центры, эти культовые сооружения нашего времени, состязаются в роскоши: Бавель! Выше, просторней, богаче… Всякий рекорд таит в себе крушение, мера становится чрезмерностью, излишеством, попирающим свой эталон: Бавель!