— Завтра в путь! — заявил стражник.

— Скажи Калед-хану — мне необходимо видеть его. Да добавь, что теперь я снова могу ходить.

— Я передам ему. А сейчас ешь суп.

— Обычно твои товарищи ставят его как можно дальше от меня, словно я смердящий пес, который вот-вот подохнет!

— У меня заложен нос, так что я не чувствую запахов.

— Банда негодяев!

— Ты, похоже, в ударе, — стражник громко шмыгнул носом.

Как ни странно, злосчастный епископ Аддай Аггей последние несколько дней чувствовал себя заметно окрепшим, хотя по-прежнему страдал от цинги: десны его воспалились и кровоточили, зубы шатались и начинали выпадать, а кожа покрылась множеством незаживающих гноящихся ран, источавших ужасный смрад. Пробуждение, как обычно, принесло узнику скорбь и страдание.

Провожая взглядом уходившего стражника, Аддай Аггей в бессильной ярости воздел к небу руки, и на поврежденных путами запястьях выступила кровь. Однако епископ был доволен и этим: впервые за долгое время у него появились силы протестовать и возмущаться! Умереть за веру — не проклятие, а милость, дарованная Богом, предоставившим шанс претерпеть настоящее испытание и обрести спасение. Но мечта увидеть еще раз дочь, обнять ее, убедиться, что судьба ее устроена хорошо, заставляла Аддая Аггея жить.

Несколько недель банда тюркютов переправляла несчастного — с туго стянутыми запястьями и щиколотками, что причиняло ему немалые страдания — с места на место, привязывая к лошади. Изможденное гниющее тело епископа вызывало страх у похитителей, так что они старались не смотреть на него и не прикасаться к больной плоти.

Отряд давно покинул Шелковый путь, свернув на юго-запад, в сторону покрытых зеленью безлюдных гор, по склонам которых скитались лишь табуны диких коней, так что пленнику не приходилось рассчитывать на помощь случайных путников. Целью тюркютов была ставка их предводителя — Калед-хана, гордо именовавшего себя императором степи. Ставка его представляла собой расположенное на берегу реки обширное поселение с домами-юртами из белоснежного войлока, некоторые были покрыты еще и шкурами. Над жилищами разносился характерный запах прогорклого масла — им тюркюты, как и многие другие степняки, приправляли практически все блюда.

Иерархия предводителей восточно-тюркских народностей довольно сложна, и, согласно ей, Калед-хан, вождь одного из племен, включавшего семьдесят семейных кланов, являлся одним из самых влиятельных владык. Соседи, даже таким сильные, как китайцы, хотанцы, персы и согдийцы, вынуждены были с ним считаться.

Через два дня после прибытия несторианский епископ впервые увидел того, от чьего каприза зависела теперь его судьба. У Калед-хана были густые свисающие усы, массивное тело прикрывала длинная накидка из козлиной шкуры. На голове красовалась лохматая шапка из снежного барса.