Еще два дня перехода во главе с китайским отрядом — и кочевники взяли вправо, к огромным скалам, напоминавшим очертаниями руины фантастической крепости.

За эти два дня состояние епископа заметно ухудшилось, потому что он почти не получал пищи, а связанные руки и ноги сильно отекали. Он испытал невероятное облегчение, когда его наконец сняли с повозки.

Тюркюты разбили лагерь у подножия голого каменистого утеса, прорезанного многочисленными пещерами. В этом неприютном месте дневная и ночная температуры почти не отличались, в чем Аддай Аггей смог убедиться уже в течение первых суток. Все пещеры походили одна на другую. В них не проникало солнце. Епископ подумал, что сумрак стал для него за время пленения и болезни самой ненавистной вещью на свете.

Как обычно случается, добрые известия пришли в тот момент, когда Аддай Аггей их уже не ждал. Он понял, что его положение изменится, взглянув однажды утром в красное лицо человека, принесшего ему кусок пирога с абрикосами, на который изголодавшийся епископ накинулся с удивившей его самого жадностью. После бесконечного жидкого супчика это было настоящее пиршество.

— Это слишком хорошо для тебя! — бросил стражник, наблюдая за тем, как несторианин поедал пирог.

— Какой сегодня день? — спросил Аддай Аггей.

— Какое это имеет значение? Сегодня — великий день, потому что ты предстанешь перед великим ханом Каледом! — отрезал кочевник и вышел.

Аддай Аггей торопливо привел себя в порядок; ему дали чистую одежду и немного воды, чтобы он видом и запахом не оскорблял повелителя. Епископ испытывал от этого такое удовольствие, что не мог сдержать улыбку: пересохшие, воспаленные губы скривились, обнажив израненные десны. Стражник ухмыльнулся в ответ, его длинные, висячие усы пошевелились, глаза еще больше сузились, и лицо приобрело неожиданно свирепое выражение.

— У тебя есть новости о твоей единственной дочери? — напрямик спросил пленника Калед-хан.

— Откуда вы знаете, что Умара пропала? — опешил Аддай Аггей.

— Я знаю больше, чем ты можешь вообразить. О твоем злосчастье мне рассказал персидский предводитель Маджиб. Ее внезапное исчезновение посреди безводной пустыни причинило тебе немало хлопот.

— Я отдал бы десять лет моей жизни, чтобы вернуть ее хотя бы на мгновение!

— Что нужно тебе, чтобы вернуть ее?

— Свобода!

— В таком случае у меня есть для тебя предложение.

— Слушаю вас, — ответил епископ, который был ни жив, ни мертв.

— Один арабский посол сейчас сопровождает молодую китаянку из Пальмиры в Чанъань. Мои наблюдатели сообщили, что недавно вся группа прибыла в Дуньхуан. Если бы ты смог провести меня туда, стал бы свободным человеком и смог бы отправиться на поиски дочери… Знаешь, я неравнодушен к женщинам, — Калед-хан многозначительно подмигнул.