– Сколько пальцев я показываю? – спросила Вилли. – Где-нибудь кровь? Как ты думаешь, у тебя ничего не сломано?

Время утекало. В последней отчаянной попытке я дернула ручку вверх, а не вниз, замок немедленно поддался, и дверца отворилась. Я залезла внутрь, согнулась и потянула дверь, она закрылась. Удача была на моей стороне – кузов оказался забит коробками и бугристыми мусорными мешками. Я заползла поглубже и устроила себе гнездышко. Все сработало отлично.

– Sjoe[107], посмотри, у меня руки до сих пор дрожат.

Голос Вильгельмины доносился до меня через приоткрытое окошко в перегородке, отделявшей кузов от кабины.

– Смотри на дорогу, – посоветовала Бьюти.

– My magtig! Я думала, что убила ребенка. Ты не видела, откуда он вылетел?

– Нет, и я думаю, что так и происходят несчастные случаи. Но с ним-то все в порядке. Не отвлекайся от дороги.

– Тебе не кажется, что следовало отвести его к маме?

– Он сказал, что с ним все в порядке. Я поговорю с ней потом.

Солнце уже село, и свет фар ехавших за нами машин волнами проходил по крыше пикапа.

– Что ты выяснила? – спросила Бьюти.

Вильгельмина прерывисто вздохнула и ответила:

– Один из моих контактов две ночи назад был в нелегальном баре в Мидоулэндсе. Как называются такие места?

– Шалман.

– Да, в шалмане, и слышал там разговор о трех женщинах-бойцах, которые прибыли из учебного лагеря. О таком обычно судачат, потому что женщины-бойцы – это необычно.

– А куда мы едем?

– В тот шалман. По словам моего агента, из разговоров выходило, что женщины собираются скрываться там несколько дней. Надо посмотреть, нет ли среди них Номсы.