Леонард не в силах больше сдерживаться. Отчаянные, сильные рыдания сотрясают его, эти рыдания вырываются из раны, которая никогда не заживет. Я не мешаю ему плакать, оставляю с его воспоминаниями, горем, болью. Я мог бы начать его утешать, но это не поможет. Раны, которые невозможно залечить, можно только оплакивать в одиночестве.

Он берет себя в руки, к нему возвращаются апломб, властность, командирские манеры. Он смотрит на озеро, на клубящийся туман и трескающийся лед, но перед глазами у него стоит тот убитый человек.

Я не сел в самолет ни на следующий день, ни позже. Я похоронил Микеланджело рядом с Джиной, я плакал на их могилах, как плакал минуту назад, как плачу каждый раз, когда думаю о них. Потом я заперся на неделю у себя в доме и ебашил до полной потери сознания. Через неделю пришел в себя, но мог думать только об одном – о мести.

Я год потратил, чтобы разыскать подонков, которые убили Микеланджело. Я разыскал этих подонков и тех подонков, на которых они работали, и тех, на которых работали те. Не стану рассказывать, что я с ними сделал, скажу только, что их родня лишилась возможности предать их мерзкий прах земле. Следующий год я провел в пьянстве и на кумарах, да еще пытался пробиться на этот чертов турнир по гольфу в Вестчестере. Ни хера у меня не вышло, поэтому я решил взять паузу и приехал сюда. Если уж не могу исполнить мечту своего первого отца, то хотя бы уважу второго.

Находиться тут мне адски трудно, трудно выполнять все, что положено, гораздо труднее, чем я мог вообразить. Я был развалиной, когда поступил сюда. Не такой, конечно, как ты, но вполне себе развалиной. Каждая секунда казалась пыткой. Сейчас стало полегче, но все равно тот еще пиздец, и тяжелых дней пока больше, чем хороших, и мерзко себя чувствуешь чаще, чем сносно. Я не больно-то разбираюсь в этих Высших силах и Двенадцати шагах, во всем, о чем тут толкуют, но точно знаю – когда совсем невмоготу и кажется, даже еще минуты не протянешь, сдохнешь, нужно просто держаться, сцепить зубы и держаться, и станет, на хер, лучше. Старик был прав, как всегда, его последние слова – чистая правда. Главное, держаться. Главное, держаться.

Леонард поворачивается, смотрит на меня. Я на него.

Я рассказал тебе эту историю по нескольким причинам. Самая важная: когда кончаются силы и кажется, что сейчас сорвешься, просто держись и рано или поздно станет, на хер, лучше.

Мы смотрим друг на друга.

Я тебе уже сказал, малыш, если ты свалишь отсюда, я тебя разыщу и верну. Сколько раз свалишь – столько раз, на хер, верну. Если хочешь, можешь проверить разок, держу ли я свое слово, но я тебе не советую. Самое умное – просто послушаться моего совета. Может, я и кокаинщик со стажем, и первостатейный торчок, и почетный пациент, но я даю тебе дельный совет. Не будь дураком, будь сильным и гордым, живи с достоинством и, главное, держись.