Светлый фон

Как это вы не знаете?

Мать смотрит на Отца, берет его за руку и говорит.

Когда мальчики родились один за другим, у нас было плоховато с деньгами. Боб работал адвокатом, но почти весь его заработок уходил на погашение кредита, который он взял на учебу в университете. Боб-младший родился здоровым ребенком, очень жизнерадостным. Вел себя спокойно, уравновешенно. Джеймс – полная противоположность. После рождения все время кричал, целыми днями кричал, и, что ни делай, успокоить его не удавалось. Это был жуткий крик, нескончаемый, громкий, пронзительный, он до сих пор звучит в моей памяти. Мы обратились к врачу, к такому, какого могли себе позволить.

Врач сказал, что ничего страшного, просто Джеймс, видимо, голосистый ребенок. Мы вернулись домой, крик продолжался. Я носила Джеймса на руках, Боб носил его на руках, мы его забавляли погремушками, кормили как можно чаще, но ничего не помогало. Он продолжал кричать.

По щекам Матери начинают течь слезы. Она с силой сжимает руку Отца, Отец смотрит на нее, пока она рассказывает. Я сижу и слушаю. Хоть я впервые слышу эту историю, она меня не удивляет. Я кричу много лет подряд. Жуткий, пронзительный, убийственный, леденящий кровь вопль. Мать продолжает сквозь слезы.

Так продолжалось почти два года. Джеймс все кричал и кричал. У Боба дела в фирме пошли на лад, он получил повышение, и как только у нас завелись деньги, я отвезла Джеймса к очень хорошему доктору. Едва взглянув на Джеймса, доктор сказал, что у ребенка оба уха сильно поражены инфекцией, которая пожирает барабанные перепонки. Он сказал – Джеймс все это время кричал от боли и просил нас о помощи. Доктор сказал, что требуется хирургическое вмешательство, и первую операцию, на обоих ушах, сделали, когда Джеймсу еще не исполнилось двух лет, потом еще шесть. Конечно, это ужасно, но мы ведь не знали, в чем дело.

Слезы переходят в рыдание.

Если б мы знали, мы бы что-то сделали.

Рыдания.

Но мы ведь не знали.

Отец обнимает ее.

Он просто кричал, кричал все время, а мы не знали, что он кричит от боли.

Мать падает Отцу на грудь, утыкается лицом в его плечо, ее сотрясают рыдания. Отец обнимает ее, терпеливо ждет, когда она успокоится, поглаживает по волосам и спине. Я сижу и смотрю на них, и, хотя не помню событий, о которых она рассказывает, боль я все-таки помню. Она осталась на всю жизнь. Боль.

Мать прекращает плакать, чуть-чуть, совсем чуть-чуть отстраняется от Отца. Она смотрит на меня.

Прости нас, Джеймс. Мы ведь не знали. Мы правда не знали.

Я протягиваю ладонь, кладу на руку Матери.