Только без паники! Я расслабился. Факты — они факты и есть, а достигнутый результат — он и есть достигнутый результат. Главное, не забывать про цель. Цель оправдывает средства, и если даже они не очень-то изысканные, так от раздумий все равно изысканней не станут. Я видел перед собой работу, которую предстояло совершить, а за работой я мог показать, осталось ли в Киппенберге-везунчике, Киппенберге — пронырливом дипломате хоть что-нибудь от того Иоахима К., которого я, сам того не сознавая, отыскиваю уже много дней. Взяться за работу. Увлекать примером тех, кто не хочет продолжать. Выдержать, когда другие усомнятся. Все время искать и находить новые пути, когда старые больше не годятся, и так все время — пока дело не будет сделано.

Я взглянул на Ланквица. Ланквиц тотчас же сказал:

— Ты не мог бы сжато и точно изложить доктору Боскову…

— Могу, — ответил я, — изложу.

Я отвернулся от Ланквица, ибо успел уже забыть, как меня только что потрясала невозможность предсказать его реакцию. При этом я не знал, что опять — и как глубоко! — заблуждаюсь в своем шефе, который сидел сейчас перед нами, сама доброжелательность, скорее патрон, нежели патриарх.

За исполненной достоинства маской Ланквиц не так уж и хорошо себя чувствовал. Пристальный взор из-под мохнатых бровей — и Ланквиц сразу и точно оценил все происходящее. Он увидел, как дрогнул его большой, сильный зять, каким неуверенным стал он под взглядом Боскова. Это испугало Ланквица, не улавливающего подспудных взаимосвязей, но в то же время пробудило в нем волю к самоутверждению. Он не осознавал при этом, что снова возвращается к привычной схеме хитростей, уловок и подножек, которой должен был руководствоваться двенадцать лет работы в концерне, чтобы при растущей рационализации и убывающей устойчивости сохранить свой пост и свою репутацию в джунглях интриг.

Если, так прикидывал Ланквиц про себя, этот самый Босков против ожиданий проявит неуверенность и не заглотает приманку, состоящую из контактов с промышленностью, из связи с практикой и именуемую великим примером, ну что ж, тогда он, Ланквиц, поддержит зятя, не то молодец бросит посреди дороги увязшую в грязи телегу и не станет ее вытаскивать. Но вот если Босков заглотает приманку, тогда Ланквиц должен тайком переметнуться на его сторону и разделить с Босковом его сомнения, недвусмысленно, делая заметки, чтобы в конечном итоге искусно отмежеваться от обоих, предоставив им полную волю. Тогда в случае неудачи его положение будет ничуть не хуже, чем сейчас, ибо во имя прогресса он кинул на чашу весов свое превосходящее знание, пусть с оговорками, но без возражений… Эту нить Ланквиц умел так искусно выпрядать на границе между сознательным и подсознательным, что додумывал ее, не утрачивая веры в просветленность своего мышления.