— Тебя что-то заботит? — спросил Кортнер. — Какие-то проблемы? Может, я могу чем-нибудь помочь?

Я посмотрел сверху на его треугольную физиономию. Чего ему надо, почему задает такие идиотские вопросы? В его взгляде было сплошное дружелюбие, на остром лице только готовность помочь и преданность. Это был тот прежний Кортнер, которого я достаточно узнал за эти годы и научился терпеть, поэтому ответ мой прозвучал резко:

— Ты меня извини, я спешу!

— Пожалуйста, пожалуйста, не буду тебя задерживать! — закивал Кортнер.

Я направился в старое здание. Уже ступив на лестницу, ведущую в подвальное помещение, я обернулся. Кортнер в своем белом халате все еще стоял в вестибюле, и, наверное, издалека мне просто почудилось — в углах его рта была та самая знакомая усмешка. Если бы я знал, что этот человек только и ждет моего отъезда, чтобы сплести свою интригу, что в мое отсутствие ему удастся переубедить шефа! Но я сразу забыл о нем, едва переступил порог мастерской Трешке.

Потому что испугался. Я уже бывал в этом подвале, однако по-настоящему разглядел его впервые. Я увидел это помещение другими глазами: ужасно тесное, в нем не хватало ни света, ни воздуха, а неоновая лампа показалась мне просто издевательством, как и вентилятор, безуспешно сражавшийся с громадными трубами отопления. Как мы могли допустить, чтобы Трешке здесь работал. И мне стало не по себе, потому что я вспомнил, как был возмущен несколько лет назад, когда обнаружил доктора Харру в такой же вот дыре. До сегодняшнего дня я не задумывался над тем, в каких условиях трудится Трешке. А теперь я наконец по-настоящему разглядел эту забитую станками конуру. Токарный, опиловочный, сверлильный со шлифовальным кругом, фрезерный, рычажный и листосгибочный прессы, верстак, на котором тиски и кузнечная плита, почти не оставляли свободного места; и повсюду, за и под станками, во всех углах связки с круглыми и шестигранными прутками, листы стали, латуни, меди, тут стоять и то было негде, к шкафу не подойти, между ящиками с отливками и заготовками еле помещалась одна трехногая табуретка — таким было царство Трешке, его мастерская, одновременно склад, раздевалка и столовая.

А ведь когда мы составляли план нового здания, я подумал о каждом программисте, о каждой лаборантке, а вот про Трешке и его мастерскую не вспомнил.

Юнгман, слава богу, был тут, в подвале, это сэкономило мне время и отвлекло меня. Я забрал эскизы, которые он довольно аккуратно нанес на кальку, и подшил скоросшивателем. Как я выяснил, Трешке после тщательного изучения одобрил их. Ведь в понедельник уже не должно быть никаких вопросов! Мы с Юнгманом обсудили еще кое-какие детали, касающиеся конструкции экспериментальной установки в отделе химии, после чего он оставил нас с Трешке наедине.