— Да что там. — Леман, уже не сдерживаясь, шарахнул кулаком по пульту. — Не хочет она, и все тут!

— Ошибка? — повторил я.

Леман пожал плечами:

— Да не дает она ошибки, но… — и он скорчил такую гримасу, словно проглотил медузу, — но выходит одно дерьмо.

Меня едва не разобрал смех, но, взглянув на Лемана, я понял: дело нешуточное. Он был совершенно растерян.

Человек всегда задним умом крепок, и теперь, спустя годы, я и сам не могу понять, почему тогда тоже растерялся и впервые, с момента, как начал работать в институте, утратил самообладание. Правда, я был сбит с толку, и, хотя мелькнувшее у меня подозрение оказалось, как потом выяснилось, правильным, в ту минуту я поддался общей панике. Разум мне изменил, правильная мысль пришла мне в голову, но я не додумал ее до конца с обычной последовательностью. Я был в полном замешательстве, молчал и не мог найти тех единственно верных слов, которые должен был сказать тогда, чтобы превратить все это в незначительный эпизод, о котором скоро и думать бы забыли.

Если бы я сказал: хватит, бы все очумели, марш домой, выспитесь сначала, — тогда эта, по сути, незначительная ошибка не привела бы к столь тяжелым последствиям, не поставила бы, как это выяснится потом, под угрозу все наше предприятие. Ведь даже если в программе ошибка, ее можно найти, уж по крайней мере характер ее совсем просто установить. Ведь должен был я сообразить: раз машина не выдает ошибку, значит, программа тут в любом случае ни при чем. Но мое умение улавливать суть в случайных, на первый взгляд незначительных вещах, чутье, помогавшее мне отыскивать скрытые взаимосвязи, способность в любой ситуации продумывать одновременно несколько различных вариантов — все это оказалось в тот момент блокировано. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы я мог реагировать с обычным хладнокровием. Я был издерган, как и все, но, кроме того — теперь я это понимаю, — моя уверенность в себе была подорвана ощущением собственной вины, да еще чуждое моей натуре копание в собственном «я» выбивало меня из колеи. Во всяком случае, человека с трезвым умом в этот момент не существовало. Что ж, осечка бывает у каждого, плохо только, когда она происходит в роковую минуту.

Ибо в открытых дверях стоял доктор Кортнер, весь обратившись в слух. Из-за треска печатающего устройства никто не услышал, как он вошел в зал и оказался свидетелем моей вспышки.

У меня еще хватило ума спросить:

— А где же инструкция по использованию программы? — и, не получив ответа, я, раздраженный, крикнул Леману: — А где последний протокол компиляции?