— Шарлотта! — воскликнул я.

— Дай мне сказать, — произнесла она с горячностью, какую я видел в ней впервые, и это было так не похоже на мою спокойную и всегда выдержанную жену. — Я вовсе не собираюсь заниматься подсчетом былых ошибок. Я охотно оставила бы все как есть и дальше приносила бы любую жертву плодотворным исследованиям и слабым нервам, чтобы сохранить наш гармоничный брак и наше неомраченное счастье. Но я не хочу и долго не смогу простить тебе, что в эти решающие дни ты не мог обойтись без меня, что ты сам со своими научными сотрудниками не сумел решить это дело, которое отец считает нереальным, а ты — очень важным. Мне все равно, кто из вас прав, сдали ли у отца нервы или ты в самом деле пытался одним ударом захватить институт. Пусть ваш замысел бог знает как важен и сэкономит массу валюты, и, что бы ни было поставлено на карту, — тут она повернулась ко мне и посмотрела мне прямо в глаза, — даже если все это произошло у тебя за спиной, меня ты не должен был вмешивать, Иоахим!

— Чтобы не вмешивать тебя в этот единственный раз, — возразил я, — мне надо было все семь лет нашего брака вмешиваться в твою жизнь.

И тогда она сказала:

— Если бы ты вмешивался!

Ее слова глубоко меня задели. Но резко зазвонил телефон, я снял трубку. Это был Босков.

— Добрый вечер, коллега Киппенберг, — заговорил он своим астматическим голосом. Казалось, он вовсе не был взволнован. — Я сейчас еду домой. Дорис тут принесла мне такую… н-да, бумажку, а в институте я услышал, что ваша жена вернулась.

— Так и есть, — ответил я.

— Коротко и ясно! — сказал Босков. — Когда шеф этот… н-да, этот приказ издавал, он уже знал о нашей договоренности с доктором Папстом?

— Ничего не знал.

— Почему вы с ним не поговорили?

— Мне пришлось срочно уехать из института. Когда я вернулся, приказ уже лежал на моем столе, а шефа вместе с Шарлоттой и след простыл.

— Дело в том, — продолжал Босков, — что меня удивила не столько эта… н-да, эта бумажонка, потому что все уж слишком хорошо складывалось. Меня, по правде говоря, больше удивило то, что я услышал в институте.

— Вы меня заинтриговали, — сказал я.

— Если не темнить, — разъяснил Босков, — все говорят, что вы решили не ввязываться в это дело.

— Значит, решил? — переспросил я.

— Ну да, — ответил Босков, — при вашем разговоре с Кортнером никого не было. Но люди делают выводы, особенно если вы потом разыгрываете из себя большого начальника.

— Ничего подобного, — сказал я холодно. — Но все-таки я руководитель рабочей группы, а Кортнер заместитель директора института. Я бы на вас посмотрел, как бы вы стерпели, когда молодые люди начали бунтовать.