Куранда жалобно стонал и часто спрашивал одно и то же; не угрожает ли это смертью и не отнимут ли у него ноги? На другой день она попыталась уговорить политрука пройти хотя бы немного, но он наотрез отказался.

— Если бы вы сказали, что бросаете меня, то и это не заставило бы меня идти. У вас, медиков, вместо сердца что-то вроде дерева или камня. Разве вы не видите, что это не ноги, а колоды, так они распухли? Вам, конечно, все равно, будут у меня йоги или нет. А мне, представьте себе, это не безразлично.

Ноги у Куранды действительно вспухли, но Ляна была уверена, что это не угрожало ему ничем страшным. А война нет-нет да и напоминала о себе отдаленным грохотом. И это не предвещало ничего хорошего. Ляна несколько раз уходила на поиски лошади. Раздобыть лошадь стало ее заветным желанием. Ей даже во сне стали сниться разномастные кони. Но, просыпаясь, она слышала стоны и сетования политрука — положение не улучшалось. Продукты были на исходе. Противогазовая сумка, служившая продскладом в начале пути, набитая концентратами, собранными Ляной в вещмешках убитых, тощала. А дальше? С каждым днем приближалось это неумолимое — что же дальше? Так они прожили в лесу более двух недель.

Но вот как-то поутру она увидела в лесу деревенского мальчугана лет пятнадцати. Он что-то закапывал в овраге.

Таланова застала паренька на месте «преступления» — он прятал пистолетные патроны. Тогда она вынула отливающий вороненой сталью новенький пистолет и сказала:

— Приведешь лошадь, будет твой.

И тут же потребовала от мальчугана соблюдения строжайшей тайны. Так состоялся их «тайный союз». И Ляна стала ждать, ничего не сказав политруку. Она хотела его порадовать.

Но проходили дни, а мальчик не появлялся. Таланова уже начала подозревать, что он обманул ее или просто похвастался и теперь наверняка не придет. Появилась и тревога: вдруг он проговорился, слух дойдет до немцев, и они сюда нагрянут. На другой день она с большим трудом заставила политрука сменить «обжитое» место в овраге. Поздно вечером, когда густые сумерки обволокли лес, послышался хруст валежника. Кто-то шел, не разбирая дороги, к оврагу, где раньше находилась их стоянка. По тому, как захрустели кусты в нескольких местах, Ляна догадалась, что их много. Сердце сжалось от страха, и Ляна зашептала политруку: «Немцы…»

Он сразу перестал стонать, а она достала из сумки пистолет. Идущие по направлению к ним остановились. Они, видимо, осматривались, что-то искали. Ляна взяла политрука за руку и почувствовала, как тот дрожит.

— Не надо стрелять, — зашептал он, обдавая ее горячим дыханием. — Поищут-поищут — и уйдут…