Было создано несколько комиссий, куда вошли представители заводоуправления, парткома, завкома и тех учебных заведений, которые должны были взять на себя организацию курсов для быстрейшего переучивания рабочих комбината. В одной из таких комиссий оказались вместе Мюнц и Эрих.

Они заседали в здании заводской столовой чуть ли не с самого утра. День клонился к вечеру. Откуда-то из-за торцевой стены, украшенной каким-то лозунгом да цветным портретом Вальтера Ульбрихта, чуть слышно раздавалось сопение, уханье и грохот печей, отчего содрогались большие, давно не мытые стеклянные двери, по которым стекал теплый майский дождь.

Настроенный поначалу на деловой лад, Мюнц испытывал теперь какую-то растерянность, даже стыд, глядя на бесконечную вереницу женщин и мужчин, сменявших друг друга перед столом, за которым восседала комиссия. Одни из этих людей, должно быть, успели помыться и переодеться после смены, другие были еще в спецовках, с чумазыми лицами, но что объединяло первых и вторых, так это вопросительные, робкие, а порой и униженные взгляды, которые они бросали на вершителей своих судеб.

Откуда же то умильно-идиллическое представление о рабочем классе, какое постепенно сложилось у него за время работы в ЦК? Уж не от тех ли лживых, нарядных, приглаженных отчетов, что ложились к нему на стол? Не от тех ли газет, в которых почти ничего не писалось о трудностях, заботах и невзгодах рабочего человека? Но разве в бытность свою главным редактором он сам не соприкасался с реальной жизнью и реальными судьбами людей? Разве не конфликтовал он постоянно со стоявшим над ним секретарем по пропаганде, когда тот пытался скрыть от общественности какой-нибудь неприятный факт? Разве не ненавидел он лакировку точно так же, как и очернительство? Для того ли он, наконец, вступал в партию, чтобы обманывать людей, простых тружеников, чтобы вдалбливать им в голову, будто теория всегда непогрешима, а если она не совпадает с практикой, так во всем виновата практика? Нет и еще раз нет. Однако он не должен шарахаться из одной крайности в другую. Объективно говоря, и работа в ЦК была очень полезна, дала ему многое, прежде всего — возможность, так сказать, с высоты обозреть всю страну, глубже вникнуть в происходящие в обществе процессы. И все же сейчас он был рад, что покинул царство кабинетов, что наконец-то может иметь дело не с сообщениями о людях, а с самими людьми, жить с ними бок о бок, смотреть им в глаза.

…Когда Оскар Винтерфаль вошел в столовую, Мюнц, увидев его почерневшее от доменного жара лицо, вспомнил: это тот самый провокатор, зачинщик драки со строителями, которого следует передать прокуратуре, а не новой профессии учить. Но очень скоро ему пришлось изменить свое мнение.