Со временем зароптали все, даже самые трусы, каковые, разумеется, тоже существуют в учительской среде. Но в первые дни весь педагогический коллектив покорно принял судьбу и усердно драил рубанками и шкуркой какие-то палки, из которых должны были получиться указки. Впоследствии, когда их оказалось такое количество, что даже торговля была не в состоянии взять всю партию, каждому великодушно было разрешено забрать их домой, кто сколько пожелает. Ульрика обеспечила себя указками не меньше чем до двухтысячного года, а сколько это штук, нетрудно себе представить. И хотя она ничуть не повысила свою квалификацию как преподавательница биологии и химии, тем не менее — как сказала бы товарищ Лешер — физический труд существенно укрепил ее связь с рабочим классом, особенно необходимую ей, при ее буржуазном происхождении.

Месяц спустя учителя восстали, и первым, у кого лопнуло терпение, оказался, ко всеобщей неожиданности, тихий, робкий доктор Бузениус, преподаватель немецкого и музыки. Устремив на плотника негодующий взор, он сказал:

— Я больше не желаю сбивать руки в кровь всеми этими рубанками, напильниками, рашпилями и так далее. Прошу вас, коллега, освободить меня от этих занятий. К вашему сведению, я играю первую скрипку в оркестре заводской самодеятельности, имеющем официальный статус народного, и потому должен беречь пальцы. Но после работы у верстака я не то что скверно играю — вообще смычок держать не могу.

Тем не менее плотник, ставивший рубанок гораздо выше скрипки, остался глух к его просьбе.

— Имеется указание товарищ Лешер, — произнес он тоном, не терпящим возражений, — а посему извольте делать, что вам говорят.

Но тут внезапно и другие, хоть и не были дружны с музами, встали на сторону Бузениуса и демонстративно отложили столярный инструмент: всем попросту надоело заниматься откровенно бессмысленным делом.

Известие об этом бунте произвело в отделе народного образования эффект разорвавшейся бомбы. Больший переполох могло вызвать, пожалуй, только сообщение, что вся школа осталась на второй год. Кое-кто углядел даже связь между неповиновением учителей и беспорядками на заводе: мол, и у нас завелись смутьяны, да еще где! В школе имени германо-советской дружбы, всегда считавшейся образцово-показательной, так сказать, гордостью города, куда неизменно возили всевозможных гостей и делегации.

Срочно был созван педсовет.

Но забастовка учителей — это еще полбеды. Неожиданно возникла другая история, которая постепенно отвлекла внимание от строптивых учителей и заставила начальство целиком сосредоточиться на Бузениусе. Случилось вот что.