– Это не просто блеф, а системный блеф. Он и есть социальная наглость. Мы же не в карты играем, хотя на кону очень многое.

– Вы считаете, что выиграли?

– Я считаю, что не проиграл. Всем спасибо за лицемерие.

– Время покажет, кто проиграл, а кто выиграл.

– Ничего оно не покажет, – вздохнул Моржов. – Равнодушие сильнее времени. А Каравайского вы кидаете?

– Да хрен с ним, – простецки ответил Манжетов, затаптывая окурок в дорожную пыль.

– И я так думаю, – согласился Моржов.

Время будто закольцевалось. «Ничего не меняется, даже дата та же самая!..» – сетовал как-то раз Щёкин. Опять был полдень. Опять Моржов сидел на штабеле шпал за перроном. Опять рядом были Щёкин и Сонечка. Но появились и дополнения. Поодаль в подросшей за месяц траве лежал Костёрыч, а вокруг него валялись упыри. Рюкзачишки упырей кучкой громоздились на перроне. Там же стояли Милена с Наташей Ландышевой, о чём-то солидно беседуя. Розка, ревнуя Моржова к Сонечке, ходила вдоль путей и вглядывалась в марево железнодорожной перспективы. Дети пришли на электричку, чтобы ехать из Троельги домой. Взрослые пришли их проводить.

– Когда у меня Михаил родился, я вообще крепко погряз, – болтая ногами, рассказывал Сонечке Щёкин. – Как же я буду учить его говорить? Слов-то разных до хрена. Всех не упомнишь сразу-то. А забудешь научить какому-нибудь важному слову – и вырастет у тебя сын дурак дураком. Ну, взял я орфографический словарь. Решил, что самые нужные слова отмечу галочкой. С годовалого возраста начну учить прямо с буквы «А»…

Моржов молча смотрел на долину – уже всю сплошь обжитую им, понятную, знакомую, как нагота любимой женщины. Вниз и вдаль от полустанка двумя широко разнесёнными кулисами простёрлись леса. Между ними под уклон к Талке скатывался цветущий луг. Вон там недавно ещё стояли палатки трудных подростков… В том ельнике упыри затеяли строить, но так и не достроили штаб… На подвесном мосту, как в гамаке, Моржов взял Сонечку… На том перекате как-то ночью купалась голая Розка… В заросшие поля за Талкой Моржов увозил на велике Милену… Село Колымагино опять издалека звонило колоколами церкви. Плыли облака – причудливые, словно инопланетные. Всюду мощно сиял полдень, туго и плотно набивая светом каждую щёлочку, каждый закуток, каждую складку фактуры.

– Сколько времени уже? – сварливо спросила Розка, подходя к Моржову.

Моржову хотелось приобнять её, как Щёкин спокойно обнимал Сонечку, но, понятно, при Милене было нельзя.

– Без пяти, – улыбаясь, сказал Розке Моржов.

– И где эта электричка?

Моржов беспомощно пожал плечами.