Формально скандал начался 26 августа 1929 года. В этот день «Литературная газета» напечатала статью близкого к рапповскому начальству Б. М. Волина «Недопустимые явления»[94].

Речь шла об изданиях за границей романа Замятина «Мы» и повести Пильняка «Красное дерево». Вот это Волин и именовал «недопустимыми явлениями».

Существенно, что с начала 1920-х годов советское правительство заигрывало с эмиграцией. Провоцировались конфликты убежденных противников нового режима и беженцев, готовых примириться с ним. Последних привлекали различными способами[95].

В борьбе за раскол эмиграции литература играла особо важную роль. Практиковались негласные субсидии невраждебным издательствам, равным образом – периодическим изданиям. Советским писателям там не запрещалось печататься, эмигрантов тоже публиковали на родине[96].

Иностранные публикации советских писателей, даже и в эмигрантских издательствах, были тогда вполне обычны. Политическая оценка на родине зависела от содержания опубликованного.

Характерно, что в СССР иностранцев, паче того эмигрантов, издавали без ограничений. Международные конвенции об авторских правах не были подписаны, и гонорары выплачивались по издательскому произволу.

Такая практика могла бы обусловить и нарушения авторских прав советских писателей заграничными издателями. Однако за границей такое случалось крайне редко. Издательские организации, как правило, испрашивали согласие, гонорары выплачивали.

Кстати, советские писатели в 1920-е годы весьма опасливо относились к предложениям иностранных, особенно же эмигрантских издателей. Памятуя о специфике уголовного законодательства, лишь то и публиковали, что было бы нельзя интерпретировать в соответствии с пунктом 10 статьи 58 действовавшего УК.

Волин обострил ситуацию. Преступлением он объявил сам факт сотрудничества с эмигрантами: «Борис Пильняк напечатал свой роман “Красное дерево” в берлинском издательстве “Петрополис”. Как мог Пильняк этот роман туда передать? Неужели не понимал он, что таким образом входит в контакт с организацией, злобно враждебной Стране Советов?».

Разумеется, вопрос был риторическим. Ответ подразумевался. Далее же Волин сформулировал главный тезис: Пильняк напечатал роман за границей, потому как не нашлось «оснований к тому, чтобы это произведение было включено в общий ряд нашей советской литературы».

Так была обозначена базовая пропагандистская установка: все, что советский литератор опубликует за границей без предварительной санкции, надлежит считать антисоветским. Вне зависимости от содержания публикации. Если разрешения не спросил, значит, действовал «с контрреволюционной целью». Как Пильняк.