Судя по письму, бывший редактор «Чудака» рассчитывал возглавить объединенную редакцию. Но такое назначение уже не планировалось. Соответственно, Кольцов утверждал, что с ним поступили несправедливо и просил Ворошилова: «Покажите, К<лимент> Е<фремович>, эту записку тов. Сталину! Я верю, что его тронет этот маленький, но не пустой вопрос».

На письме есть резолюция Ворошилова. Краткая: «Сделано».

Реакция Сталина неизвестна. А вмешиваться он не стал.

Объединенную редакцию возглавил, как планировалось, М. З. Мануильский. Брат давнего приятеля генсека, занимавшего тогда пост секретаря Исполкома Коминтерна[109].

Но и Кольцова не так уж обидели. Он остался руководителем журнала «Огонек» и одноименного акционерного общества с правами книгоиздания, наконец, ведущим фельетонистом главной партийной газеты. Да и выговор был снят.

Что до Ильфа и Петрова, то для них «слияние» двух сатирических еженедельников удачно завершилось. Утратив постоянные должности в редакции «Чудака», соавторы вскоре стали штатными сотрудниками журнала «Крокодил». И кольцовского покровительства не лишились.

Единственный сатирический журнал был на особом положении. Значительно выше и жалованье штатных сотрудников, и гонорары за публикации. Оплата построчная, как везде, однако расценки свои. У Ильфа и Петрова ставка высшая – полтора рубля за строку[110].

В редакции «Крокодила» работал и Катаев. Там и Глушков обосновался. Специально для него Мануильский-младший ввел в штатное расписание новую должность – «темист». Заместителем же «ответственного редактора» стал Бельский, приехавший из Харькова[111].

Редакция «Крокодила» можно сказать, объединила бывших «гудковцев» и одукростовцев. Популярность журнала росла.

Ну а Кольцов быстро наверстал упущенное. Антибухаринская истерия шла на убыль. Рубеж обозначил Сталин. 2 марта «Правда» опубликовала его статью «Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения»[112].

Сталин констатировал триумф пресловутой «коллективизации», но отрекся от наиболее радикальных лозунгов, ранее использовавшихся для шельмования Бухарина. Вину же за избыточный энтузиазм возложил – по обыкновению – на исполнителей.

Подразумевалось, что у некоторых функционеров случилось «головокружение от успехов». Вот оно и обусловило «левацкие перегибы», то есть стремление обобществить, сделать коллективной собственностью чуть ли не весь домашний скот и сельскохозяйственный инвентарь каждого хозяина крестьянского двора. Намек был прозрачен: избыточный радикализм – до сих пор неизжитое влияние «троцкистов».