Для большинства советских граждан столь крутой поворот был неожиданностью. Это подтверждает, например, дневниковая запись М. М. Пришвина. Добившись литературной известности еще до установления советского режима, он месяцами жил в деревне. Там, по его словам, «сталинская статья “Головокружение”, как бомба взорвалась. Оказалось, что принуждения нет – вот что!»[113].

Пришвин читал статью внимательно. Цитаты выписывал.

Статья генсека знаменовала начало очередной «антилевацкой» кампании. При этом не утратила актуальность борьба с «правым уклоном». И переосмысленный тарасенковскими стараниями роман «Двенадцать стульев» пришелся ко времени. Значит, своевременным оказалось и продолжение.

Как раз в период этой «оттепели» соавторы вернулись к сюжетной схеме «Великого комбинатора». Восемь ранее написанных глав были существенно переработаны, роман получил новое заглавие, совсем другое начало, а некоторые эпизоды Ильф и Петров исключили. Проявили осторожность: ведь им – по оказии – все еще могли бы инкриминировать «правый уклон».

Рукопись ждали в журнале «30 дней». Новый роман стал уже кольцовским проектом – как и второе зифовское издание «Двенадцати стульев». «Ответственный редактор» В. И. Соловьев по обыкновению не препятствовал. Ну а руководил подготовкой к публикации, конечно же, В. А. Регинин[114].

В планах и набросках мемуарной книги Петров не упомянул Соловьева. Да и Кольцова. А причина одна – оба тогда были «неупоминаемыми».

Соловьева арестовали в ноябре 1937 года. Осудили и расстреляли как «вредителя». Девятнадцать лет спустя он был оправдан.

Кольцова арестовали в декабре 1938 года. Он был осужден и расстрелян – «контрреволюционер», «троцкист». Шестнадцать лет спустя Кольцова оправдали.

Но к 1931 году оба еще при власти. Потому вопрос о журнальной публикации был решен загодя. Ну а пафос второго романа дилогии Петров обозначил набросках к мемуарной книге: «Идея денег, не имеющих моральной ценности».

Петров опять выразил мысль иносказательно. О «моральной ценности» денег речь не шла и раньше. Социальная – подразумевалась. Изменения были на этом уровне.

В 1927 году, когда разворачивается действие романа «Двенадцать стульев», партийное руководство акцентировало: идея «сворачивания нэпа» – «левацкий уклон». Советская экономика развивается, возврат к эпохе «военного коммунизма» невозможен. Потому Воробьянинов и надеется, что обретение клада позволит ему жить безбедно – если не в СССР, так за границей. Бендер тоже мечтает о финансовой независимости от государства. А Востриков планирует создать легальное частное предприятие – источник стабильного дохода.