Светлый фон

Опять же, традиция подсказывала: если герой победил, значит, хоть в чем-то был прав. Без правоты нет и победы.

Новая редакция финала исключала все сомнения. Так задача и ставилась Луначарским. Да и не только им. Соответственно, в письме своему переводчику – В. Л. Бинштоку – соавторы заявили: «Что касается изменения конца, то имеющийся у Вас второй вариант является окончательным и ни в коем случае не может быть переделан…»[157].

окончательным

В новой редакции финала родной город Ильфа и Петрова – Черноморск/Одесса – тоже символ возможного спасения. Однако Бендеру в этом отказано. Раз он неправ, значит, никакой победы – ни в чем.

Не сумев воспользоваться богатством, великий комбинатор возвращается в Черноморск и узнает, что любимая девушка вышла замуж. Это поражение Бендера.

Остается последняя надежда – заграничная жизнь. В романе отмечено, что подготовка к переходу границы с Румынией длится не менее четырех месяцев. Следовательно, границу Бендер переходит в начале 1931 года. Но избитый, ограбленный, едва не убитый румынскими пограничниками бывший миллионер вновь бежит – в СССР. Это полное и уже окончательное поражение.

четырех месяцев

Вывод, подчеркнем еще раз, однозначен. Незаконно добытым богатством пользоваться нельзя в СССР, а за границей все равно отнимут. И хорошо, если не убьют беглеца.

Пресловутая заграница не существует для советских граждан. И Бендер словно бы предчувствовал свое поражение, когда еще в беседе с Балагановым рассматривал саму возможность эмиграции: «Все это выдумка. Нет никакого Рио-де-Жанейро, и Америки нет, и Европы нет, ничего нет. И вообще последний город – это Шепетовка, о которую разбиваются волны Атлантического океана».

Шепетовка упомянута не случайно. Это, как известно, украинский город неподалеку от польской границы.

Но великий комбинатор не обладает навыками контрабандиста. Опыта удачного перехода границы нет. Вот Бендер и формулирует обобщенный вывод: «Заграница – это миф о загробной жизни, кто туда попадает, тот не возвращается».

Читателям-современникам была ясна аллюзия. Ильф и Петров напоминали прежде всего о сталинском выступлении на XVI съезде партии. Генсек рассуждал о статусе тех, кто бежал за границу или не вернулся из командировки. Иронизировал: «Конституцию СССР мы должны и будем выполнять со всей последовательностью. Понятно, следовательно, что кто не хочет считаться с нашей Конституцией – может проходить дальше, на все четыре стороны».

Значит, выйти можно. Вернуться – нет.

Разумеется, Сталин лукавил. Эмигрировать из СССР было уже нельзя. Возможно было только бегство – тайное пересечение границы или отказ вернуться из командировки. Однако существенно, что статус беглецов генсек признал крайне низким. Постулировал, что надлежит «выкидывать вон таких людей как бракованный товар, ненужный и вредный для революции. Пусть подымают их на щит те, которые питают особые симпатии к отбросам».