Протянул руку Младшему Ангелу – не за помощью, но чтобы удержать того на месте. И медленно, с усилием воздвиг себя над креслом.
– Что это ты тут затеял? – спокойно спросил он.
И, вместо того чтобы взвести курок, стрелок растерянно оглянулся:
– Сядь, старик.
–
Сколько унижений можно вытерпеть за день? Эти мудаки вели себя настолько нагло, что он растерялся. Таких идиотских дней, когда все наперекосяк, у него еще в жизни не было. Ну и семейка. Похоже, тут все психи. И слишком много болтают. У него же был отличный четкий план, как вернуть утраченное самоуважение, – пристрелить Лало из его собственного пистолета на глазах у всей семьи. А тут этот старикан раззявил пасть и сбил его с толку. Он не планировал убивать их всех, а то прихватил бы больше патронов. Чертова жизнь киллера. Каторжная работа.
– Что ты сказал? – Ствол переместился на Старшего Ангела.
Младший Ангел сидел на месте как пришпиленный – ошарашенный, не способный поверить в происходящее.
Старшего Ангела трясло, но от боли и гнева, а не от страха.
– Ты слышал, – сказал он. – Ты, маленький говнюк.
Все те, кто остался во дворе, в жизни не слышали, чтобы Старший Ангел ругался.
Он не держался за кресло. Просто стоял, дрожа всем телом. Одним разъяренным взглядом удерживая этого
Стрелок выдержал взгляд.
– Отвали, папаша. Серьезно. – Тряхнул головой и заново нацелился в лицо Лало. Пренебрежительно фыркнув.
Но Старший Ангел уже двигался к нему. Медленно. Всего на два фута. Скользнул, как конькобежец, в сторону, едва не споткнувшись о вытянутые ноги сына, пока не встал точно перед Лало, закрыв мальчика своим телом от этой бандитской шушеры.
Все замерли.
– Какого хера ты затеял,