Когда люди пришли в мастерскую, они нашли все еще сжимающего окровавленную кисть Смирнова распростертым на полу перед своей картиной. И они впервые увидели этот неведомый шедевр: средь унылого пейзажа пустыни в клубах фиолетово-зеленого тумана лежит на земле мертвый младенец — больше ничего.

— Лика! — крикнул я в трубку, — что было изображено на той картине?

— Мертвый младенец, — услышал я мужской голос и — короткие гудки.

— Ну и черт с вами! — проворчал я, бросая трубку на рычаг. Она еще и издевается. Мои дружеские излияния она дает выслушивать своему новому хахалю, какому-нибудь Марлинскому… черт с ней! — кто бы там ни был, сейчас меня уже ничего не может задеть.

Дорожная развязка в Шанхае

Я вышел из автомата, намереваясь навсегда забыть несчастную Лику и хлопнув дверью, столкнулся с довольно пожилой уже женщиной. Она маячила здесь, еще когда я звонил, и теперь, столкнувшись со мной, спросила:

— Работает?

— О, еще как!

— Может быть, вы мне разменяете?.. — и она показала три копейки.

— Ну конечно.

Я сунул левую руку в карман и выгреб мелочь. Взяв с моей ладони двушку и копейку, она вдруг в упор с каким–то непонятным состраданием и, еще пожалуй, с любопытством взглянула на меня. И тогда в сочетании черт ее красивого, выразительного, восточного типа лица я узнал черточки моей тетки Гарпеши — на меня глядели ее маленькие глаза. Я остолбенел, все еще держа свою мелочь на раскрытой руке, — я был в ужасе, ибо эти глаза, появляющиеся теперь слишком часто, сулили мне одни только неприятности.

— И давно это у вас? — спросила тетя.

— Что именно?

Отодвинув монетки в одну сторону, она длинным ногтем безымянного пальца показала одно место на моей ладони:

— Вот это.

На линии жизни багровело маленькое расплывчатое пятнышко. Я пожал плечами:

— Первый раз вижу. А что это значит?

— Берегись, молодой человек и прощай. — И она, захлопнув, как манускрипт, мою руку, вошла в телефонную будку.