Со временем на односторонней поверхности дело обстоит так: пусть читатель возьмет хотя бы вот этот вот лист, который читает (его можно рассматривать как фрагмент листа Мебиуса), и проведет на нем пальцем по часовой стрелке, — если он заглянет при этом за лист, посмотрит с другой стороны, он увидит тень своего пальца, движущуюся против часовой стрелки. Вот все дела.

Самотечная эстакада

Я думаю, что Садовое кольцо по крайней мере раньше было односторонней поверхностью. Но ведь всякую одностороннюю поверхность можно превратить в двухстороннюю, «пробив» в ней тунель (точнее, манторлу), или же (что абсолютно то же самое) перекинуть над гранью поверхности мост — диалектика: только в этом ведь случае и возникает впервые грань! — итак, значит можно, образуя грань, перекинуть мост над изворотом перекрученной (с нашей извращенной точки зрения) плоскости кольца Мебиуса. Это и было сделано в Москве в шестидесятые годы. Не будем гадать, для чего это было сделано (видимо из каких–то экономических соображений), но факт остается фактом: над Самотечной площадью был построен мост, превративший одностороннюю поверхность кольца Мебиуса в двухстороннюю поверхность Садового кольца.

Заметим, что раз Садовое кольцо было односторонней поверхностью, значит и все прилегающие улицы были ею, и вся Москва, и весь мир целиком: «Мир духов рядом — дверь не на запоре»… Конечно, сделать мир двухсторонним удалось лишь частично, ибо, например, боковины на Самотеке, где сейчас ходят троллейбусы и где (как вы помните), мы ехали со Сверчком, все–таки дают выход на ту сторону. Именно этой возможностью воспользовался наш остроумный покойник.

Он начинал свой путь под мостом и, проезжая кольцо целиком против временного потока, набирал, скажем, час отрицательного времени. Затем, выскакивая на нашу дневную сторону, он расходовал этот час, и, когда попадал снова под мост, на часах было ровно столько же времени, сколько было, когда он начал свой путь. Как это ему давалось технически, я не могу объяснить, но вот перед вами ведь факт… Если бы он поехал по мосту, он проехал бы только по одной из сторон двухсторонней поверхности и тогда бы его фокус покус (hocuspocus — hos est corpus, — по объяснению Канта в «Антропологии»), — фокус его, конечно, тогда не удался бы.

Моя шахматная игра с Бенедиктовым нарушила что–то в этой чудесной системе, толкнула машину на мост, но — необходимый закон пограничья срезал ее на грани миров. Корпус Сверчка коснулся моста и разбился.

***

«Реквием» в моих ушах отзвучал.