— За четыре копейки совесть не купишь. И не продашь, — отвечал я. — За четыре копейки можно купить разве что презерватив…

Оштрафованная девушка была этим совершенно фраппирована: она встала и вышла, я же, вспомнив блефорит Сары Сидоровой, уже тише добавил — склонившись к присевшей на освободившееся место контролерше:

— … или зеленку.

— Ладно. Нет рубля, дай сколько есть, — прошептала она так же конфиденциально.

— Нет ничего, — благодушно сказал я, заводя свою руку ей за спину, — нету, ей богу! — продолжал я, касаясь ладонью жирной ее складчатой талии, — нет сейчас ни копейки, но вы дайте мне свой телефон. Как деньги появятся, тотчас я вам позвоню и верну этот рубль.

— Нахал, — хохотнула она, очень оставшись довольна моей площадною галантностью.

— Что, не дадите? Тогда мне пора.

Уже удаляясь, я приветно махнул расползающейся в тщетно сдерживаемой улыбке мягкотелой своей контролерше.

На Саре, открывшей мне дверь, как говорится, и лица–то не было.

С чего бы это? — подумал я и спросил:

— Что с тобой?

— Ничего.

Вы помните, я уже говорил, что Сара Сидорова была ученая дама — филолог. Вообще–то, конечно, древние языки не лучшее занятие для молодой женщины — сидение над книгами искривляет позвоночник, пыль библиотек портит цвет лица, непонятные тексты залегают морщинами вокруг глаз. Прибавьте к этому почти неизбежный геморрой и общение с мумифицированными филологами мужского пола. Нет, это не женское дело, но, слава богу, иссушающее дыхание классической филологии едва лишь коснулось моей героини. Зато у нее были несравненные преимущества: с ней было о чем поговорить. Согласитесь, читатель, — древнегреческие книги куда интересней бухгалтерских.

Впрочем, вести какие бы то ни было разговоры с Сарой, имеющей такое расстроенное лицо, не представлялось возможным. Может, она дуется на меня? — ведь последний–то раз мы расстались так странно, а я даже и не позвонил. Может, Сидоров…

— Кстати, как поживает Николай… — никак, читатель, не вспомню: Иваныч или Федорыч было отчество Сидорова.

— Не знаю.

— То есть?..

— Он меня бросил, — с видимым усилием, но и с мазохистским сладострастием сказала она.

Я опешил: так уж и бросил?!. Вот те на! — что за шутки подчас выкидывают люди. Но от кого никак нельзя было ожидать, так от Сидорова — экий ловеласище. Интересно, а кто же его соблазнил? Уж не Томочка ль? Странно, а мне ни гу–гу. Да ведь это ж — вы помните — давняя страсть.

Шутки шутками, читатель, а ведь мне до щемящей боли всегда бывает жаль несчастных покинутых женщин. Скорее всего потому, что я сам ужасный подлец в этом отношении. Но, с другой стороны, что здесь можно поделать? Ничего. Так не о чем тогда и сокрушаться и некого жалеть.