— И что же, — спросил я, — он здесь не живет?

— Да заходит.

— Как же так?

— Все Тамара привораживала. Красотка!

— Но она же, по-моему, дура…

— Ну и что? — подхватила Сара с готовностью и, взглянув на меня, что называется, испытующе, добавила: — а Коля по–твоему умный?

Всегда странно бывает обнаружить в человеке совсем не то, что привык о нем думать. Раньше я представлял себе Сару довольно плоско, как–то очень поверхностно (ни разу даже с ней по–человечески и не поговорил), и вот теперь этот срыв проявил мне ее глубину. Я подумал, что Сидоров просто дурак ненормальный (что и подтверждается отчасти его поведением в ту достопамятную ночь), — ненормальный, раз предпочел своей жене эту вертлявую пустышку. Ну если б не Томик! — я бы понял его может быть, а тут… Да еще ведь как официально: «бросил!» И еще я подумал, что до знакомства со мной Сара иначе отнеслась бы к поступку своего Коли. Для нее это была бы, наверно, трагедия — несомненно трагедия! — теперь же ей просто обидно. Да и уж как не обидно? — конечно обидно, мои богинеподобные чтицы! — а если бы ваш бы козел бы да вас бы вот так вот бы бросил — ради какой–то там Лядской?

После многозначительного взгляда Сидоровой, после ее слов, я понял, что она не слишком переоценивает своего муженька и спросил:

— Так что ж ты теперь собираешься делать?

— Что делать? — все останется по–прежнему, пока он ей не надоест. Или она ему. А там я увижу, что делать…

— И давно это?..

— Знаешь, давай поговорим о чем–нибудь другом.

Впрочем, чувствовалось, что Саре очень хочется поговорить о том, что она сделает, когда Николай к ней вернется. Она сейчас предвкушает тот момент, когда он вернется размякший — и!!! И как сейчас она травит свою наболевшую рану! Но нет! Нет, читатель, хоть я прекрасно понял, что это ее: «Знаешь, давай поговорим о чем–то другом», — было приглашением говорить именно о семейной их драме, — хоть я это и понял, но совсем не хотел продолжать разговор в том же духе. Напротив, я как раз хотел его переменить, ибо, во–первых, и сам был слегка виноват в происшедшем (потому что не мог же наш Сидоров ничего не заметить в ту бурную ночь, или, по крайности, он не мог не заметить в жене перемены, происшедшей от нашего с ней столкновенья, — заметил, конечно, и бросился… просто отдался, томящейся Томочке Лядской), — а во–вторых, не для таких разговоров сюда я пришел. Я хотел разузнать кое–что о себе.

И я приблизился к Саре, обиженной сразу на весь белый свет — на меня, на себя, на Сидорова, на Томочку — сочувственно взял ее за руку… Искра проскочила меж нами.