— Рождение Афродиты Урании — это космогонический акт?

— Какой–какой акт?

Очень хотелось расшевелить ее, заставить осознать, что она говорит, поэтому я слегка балагурил и придирался к словам.

— Космогонический, — отвечала она, покраснев, — отделение неба от земли, даже скорей — отсекание. Жена Урана — Гея, то есть земля. Когда они разошлись, возникло пространство, в котором поместилось все сущее, а вот акцию разделения осуществил Крон.

Ах, все–таки акцию, — подумал я, подхватывая:

— Крон, то есть, фактически, олицетворенное время? Ну, тогда понятно, почему в результате родилась Афродита. Ведь иначе бы небо и земля окончательно разошлись, и мир бы разрушился. А так — любовь держит их как-то связанными, она деталь конструкции этого мира — пространство этого мира.

— Но точно так же можно было бы сказать, — возразила Сара, — что она сопрягала их вместе, когда они еще не были рассечены, а потом высвободилась.

— Это все равно.

— Может быть. Я просто хотела сказать, что время с серпом созидает любовь, но оно же ее разрушает.

Это потому, — подумал я, — что ты никак не можешь забыть обид, нанесенных тебе мной и Сидоровым. И правда, читатель, как я ни старался, наша беседа протекала под знаком обиды.

Говорила она все-таки не очень заинтересованно, а вот я, надо заметить вам, вдруг увлекся, вспомнив свои ночные размышления об одностороннем мире. Я сказал:

— Ты знаешь, наверное это устроено так, Афродита — пространство, а Кронос — время. Они дети неба, но матери у них разные, у времени — земля, а у пространства — море. Причем, характерно, что именно время отделило небо от земли. Ведь мать времени именно не море, а земля с ее периодическим цветением. Ведь время можно мыслить только как периодический процесс, как вечное возвращение в себя… — так говорил я, а сам, кстати, думал: И Бог создал время (берейшит — «в начале» — указание на время) раньше всего — раньше неба и земли, которые ведь могут считаться небом и землей только после отделения друг от друга этим «началом»; — и на земле отпечатком серпа времени будет потенция к периодическому цветению, а на небе — цветение светил, — так думал я, продолжая говорить Саре следующее: И если, например, Кант считает, что время мы не можем выразить иначе, как пространственно, а Энштейн и вообще не отделяет пространство от времени, то этим они высказывают ту же мысль, что и ты, когда говоришь, что любовь (пространство) в своем зачаточном состоянии соединяла Урана и Гею и только после оскопления Урана высвободилась при содействии Кроноса. Ибо ведь выходит, что время (Крон) является условием порождения любви, а любовь — условие порождения времени. Значит, получается: они как бы однояйцевые близнецы, которые фактически содержат друг друга в себе. Но Афродита все–таки старше, первее, важнее, ибо без нее не было бы и Крона. А вот пространство без времени можно помыслить. Любовь больше или, как скажет Дант: «Любовь, которая движет Солнце и другие светила»…