От солнца и любопытных взглядов она почти целиком укуталась в греческий мафорий – большое покрывало из тонкой некрашеной шерсти, купленное в Таврии, но тем не менее все проходящие таращили на нее глаза. Видно было: эта женщина не из здешних, но и на пленницу, доставленную для продажи, она не походила. Как многие жены русов, Пестрянка теперь носила варяжское платье с наплечными застежками, в то время как здешние хазарки одевались в широкие льняные рубахи до колен. Конечно, Пестрянка не собиралась наряжаться в этакий мешок, но пряталась под мафорий, стараясь поменьше привлекать внимание.

Сама она тоже рассматривала городские стены сквозь щель между краями покрывала.

До чего же непохож этот край на ее родные места! После выхода из устья Днепра три недели они шли по морю, огибая Таврию. Волны – то голубые, то зеленоватые, – сверкали под жарким солнцем так, что было больно глазам. Днем ветры дули с моря на сушу, а ночью – наоборот; на удалении в пять поприщ от берега корабль мог идти под парусом хоть круглые сутки. Как обычно летом, погода стояла довольно ясная, бури не случилось ни разу, и весь путь занял меньше месяца. Но и эти недели для Пестрянки растянулись на годы – настолько жизнь на скутаре между морем и скалами отличалась от того, к чему она привыкла, и даже от перехода вниз по Днепру, где все же ночевали каждый раз в шатре на суше.

Слева тянулись желтые, черно-серые, бурые скалы, полого сбегавшие к воде, с мелкой зеленью на склонах. Росли там искривленные ветром, невысокие и тонкие сосны или дубки, но Пестрянке все хотелось спросить: а где же лес? Леса не было, зато было много камня. От непривычной свободы глазу захватывало дух. Скутары шли мимо гор, и в их каменных складках проглядывали лица спящих великанов. Различив такого, Пестрянка еще долго всматривалась, не в силах оторвать от него глаз, пока очередной великан не скрывался за кормой. Порой по вечерам, на стоянках, они поднимались на прибрежную гору, откуда открывался широкий вид на море и небо – и тогда ей казалось, что великаном стала она сама. Та Пестрянка, что жила когда-то в Варягине над бродом Великой, теперь казалась ей совсем другой женщиной: морской ветер вытеснил из ее крови дух леса и реки. И теперь она больше не удивлялась тому беспокойному влечению, что вечно тянет племя русов куда-то вдаль.

В нынешнем походе ей предстояло доказать на деле, что она – достойная жена этого племени, хоть и родилась в обычном кривском роду.

* * *

Лишь когда Рафаил бен Авшалом уже уехал, обитателям киевского урочища Козаре стало ясно, что за «охрана» будет сопровождать княжеский товар. Разговоры о военном походе на греческие владения Таврии оказались чистой правдой. Княжьи люди скупали железо, смолу, уголь, различные съестные припасы. Кузницы дымили и стучали почти непрерывно: задолго до рассвета Киев просыпался от перезвона молотков. Вскоре после Коляды начали подходить дружины «охотников», набираемых для похода: сначала из ближних мест, потом из более отдаленных от Киева. Началась новая забота для оставшихся в городе воевод и оружников: обучать бою и строю, отбирать пригодных быть старшинами и обучать уже их водить свои малые дружины. Задымили печи в Олеговых домах для ополчения – сперва в одной, потом в двух, потом в трех…