– Нет… грех жаловаться, – выдохнул Олег, глядя на свои опущенные руки.
Он мог бы сказать об этом многое: его старшая дочь овдовела на войне с Киевом, сюда приехала как пленница и тут вышла замуж за человека много ниже ее родом. И ее дети-древляне, старшие Олеговы внуки, считались собственностью Эльги и не имели права распоряжаться собой без ее позволения.
– Да… С той войны уж обе мои дочери – больше не мои… – пробормотал он. – Теперь твои они.
– Всякий отец дочь растит до возраста. Но тут не грустить, а радоваться надо. Сыграем свадьбу – и будет в роду нашем мир навечный. Тогда уж и ты, и я во всякое время предкам своим в лицо без боязни взглянем.
– А ты не боишься? – вдруг решившись, Олег Предславич поднял лицо и посмотрел ей в глаза. Такие же, как у Вещего: он сам расстался с дедом тринадцатилетним отроком, но эти удивительные глаза помнил. – Не боишься, как придется тебе… на том свете с дедом встретиться? Ведь ты по смерти туда же пойдешь… где он?
– Чего мне бояться? – Эльга выпрямилась и даже немного подалась вперед. – Или я сироту малолетнего обидела? Ты был зрелый муж, на третьем десятке, с женой, с дружиной! Тебе Русскую землю прямо в руки дали, будто калач медовый, – владей! Ты взять-то взял, а удержать не смог. А Ингвар – сам взял, сам и удержал. Я после него – удержала. И Святша удержит. За что же Вещему гневаться на нас? Сильный одолел, чтобы род прославить – не этого ли он сам и хотел? Не его ли путями мы идем? Все им взятое мы удержали и еще нового прирастили. Уличи, тиверцы, смоляне! Нам есть с чем к дедам идти.
Олег Предславич опустил глаза, потому что она сказала правду. А Эльга продолжала:
– Будь с нами, Предславич. Оставайся в победном стане, и внуки твои с нами плоды побед по-братски разделят. Не будь глупцом, что вечно обиды свои старые гложет, будто пес – кость засохшую. Одного мы рода, одного корня. Что наше – то твое, коли ты с нами и мыслью, и сердцем, и делом. Мы ведь не жадные, у нас всего много. Сила наша от единения возрастет, а честь от разделения не умалится. Согласен?
Она протянула руку вперед и положила ее на разделяющий их стол ладонью вверх. Олег посмотрел на нее, будто сомневаясь, потом осторожно накрыл своей широкой ладонью.
– Я давно согласился, – с затаенной горечью ответил он.
Олег Предславич не унаследовал удачи, которой славился его дед, но умом его судьба не обидела.
Они помолчали. Олег отпил из чаши, поставил ее на стол.
– Я о другом хотел тебе сказать, – снова начал он. – Ты спрашивала у жены, не окрещена ли наша дочь…
– Да? – Эльга вскинула глаза.