Хавлот, имевший при себе лук, наложил стрелу и выстрелил. Хазарин, рубивший плавник, без звука завалился на свою колоду: стрела дрожала в спине между лопаток. Тот, что чинил сети, уставился на него в изумлении.

– Пошли, – сказал Святослав.

И первым встал во весь рост.

Все свое оружие гриди сохранили, щиты и шлемы не понадобились. В деревне оказалось всего четверо мужчин, считая того, застреленного. Остальные едва успели схватить кто нож, кто просто дубину – но это им не помогло против мечей и секир в руках киевских гридей. Быстро обошли все мазанки, в один удар заканчивая с теми, кто обнаружился внутри. Не тронули только детей, что еще не могли говорить. Лежавшие снаружи тела затащили в жилища. Выгребли одеяла из козьих шкур и овечьей шерсти, пару медных котлов, несколько глиняных мисок и ложек – все то, что нужно для похода. Забрали рубахи и обувь, что выглядела получше. Нашли немного зерна и запас вяленой рыбы. Притащили мекающую козу, связав ей ноги. Проверили весла, нашли парус в самой большой из мазанок и столкнули лодью.

Само расположение хазарской рыбачьей деревни указывало на место, где от берега можно отойти сразу на достаточную для лодки глубину. Лодья отчалила от усыпанного серым ракушечником берега и сразу расправила парус. Ветром развеяло отголоски истошных криков умирающих, лишь трое-четверо маленьких детей плакали, еще не понимая толком, какая случилась с ними беда. С глинобитной стены крайнего домика молча взирал на мертвецов последний свидетель – грубо сделанный деревянный крест. А серое пятнышко паруса удалялось на запад и скоро слилось с зеленовато-серой волной…

* * *

Видя, что в благополучное возвращение князя верят нарочитые мужи и обе княгини, киевляне поверили тоже, и начавшееся волнение утихло, не успев набрать силу. Если где и возникали разговоры о гневе богов, то быстро умолкали: для его смягчения было сделано все нужное. О том, как княгине искупать свою вину перед ее Богом, никому из посторонних знать не полагалось. Глядя на дело как княгиня, Эльга снова и снова убеждалась в верности своего решения: сейчас, когда Святослав пропал и, возможно, погиб, оставшихся русов и киевлян нужно сплачивать всеми силами, а не бросать друг на друга в кровавой бойне.

Закончилась молотьба. По утрам холодало, летели по ветру желтые листья. Над киевскими горами неслись клинья гусей и лебедей. Эльга вспоминала, как жила год назад в палатионе Маманта, где в эту же пору можно было сидеть на «верхней крыше», накинув мафорий на тонкое шерстяное платье, и глядеть на алеющие в ветвях «пунические яблоки». В рощах близ палатиона тогда уже созревали оливки; еще зеленые, почти незаметные среди листвы, они уже годились для масла. Царевы рабы стояли возле старых олив с большими корзинами, подвешенными на шею, и обеими руками проворно срывали округлые твердые плоды…