— Пока да.

Для себя он взял целых пять билетов. На пять дней. Скоро надо уезжать — и хорошо бы завершить лечение. Ему оставался один день. Бог решает за нас. А мы — бессильные твари.

Алексис уехал. Нельзя сказать, что у него был такой уж радужный вид.

Странно! Но в эти последние дни только он вспоминал о гаданье мадам Кирхгоф. Сам Михаил напрочь позабыл о нем.

Но светило солнце — и горы плавились. И Михаил был, кажется, влюблен. А может, серьезней всё… В Пятигорске был легкий ветерок, и ему отзывалась «Эолова арфа». А в Железноводске совсем тихо. Только солнце и горы. Великолепная, такая сытая тишина во всем мире.

Вскоре приехали гости. И Лермонтов окружил их заботой. Их было больше, чем он ожидал. Он даже чуть расстроился. Не дадут побыть с Катей. С ней приехала, конечно, тетка — мадам Обыденная (неудобно звать только так, но имени не сохранилось). Они с тетей в коляске, а трое мужчин верхом: Бенкендорф, Пушкин Лев и Дмитревский — тифлисский чиновник. Он, кажется, в свое время делал предложение Нине Грибоедовой. Но она отказала, как всем отказывала. В Пятигорск он приехал с тоской по каким-то другим карим глазам и писал им стихи. Поэт был никакой, но стихи влюбленного получались хорошие. Лермонтов их одобрил. Даже сказал, что понял по ним, что надо любить только карие очи. Кстати, и у Кати были карие. Только чуть темней. Но об этом он как-то не думал. Дмитревский с Михаилом были друзья.

Пошли гулять в рощу поблизости. Пушкин занял всех каким-то длинным и путаным рассказом… Он любил Москву и все московское, и московские легенды, похожие на анекдоты, которые тем не менее оказывались былями…

А Катя с Лермонтовым незаметно отделились ото всех и ушли поглубже в рощу. Стали бродить меж дерев, сперва под ручку. А потом Катюша бросила его локоть и побежала, и скрылась за деревом: дитя есть дитя. А Лермонтов кинулся ее догонять. Они стали играть в пятнашки, как маленькие.

«На мне было бандо. Уж не знаю, какими судьбами коса моя распустилась и бандо свалилось… он взял и спрятал в карман», — писала потом Катя сестре. Ничего подобного. Бандо свалилось оттого, что он обнял ее и поцеловал. А она ответила поцелуем ему, сама не поняв, что произошло, а он целовал ее еще и еще.

— Но я совсем не похожа на Варю Лопухину! — сказал она растерянно.

— Тем лучше! — сказал он и поцеловал снова.

— Но мы же с вами — родня!

— Вы забыли: очень дальняя.

— Но вы соскучитесь со мной!..

— Но разве с жизнью можно соскучиться?

«…то была одна из тех чудных красавиц, которых рисует нам молодое воображение, перед которыми в волнении пламенных грез стоим на коленях и плачем, и молим, и радуемся бог знает чему…» («Штосс»).