И ничего не было, кроме скуки, в этом взгляде.

«Целится! — мысли вдруг побежали, обгоняя друг друга и наскакивая одна на другую: — Мой выстр… за мн… что скажет Нат… Стану я стре…»

— Стреляйте — или я вас разведу! — крикнул вдруг Трубецкой.

Раздался выстрел — и Грушницкий застрелил Лермонтова. Тот пал как подкошенный. Он не успел понять, что его убили.

К нему бросились все — и Мартынов тоже, хоть не так решительно… но и он растерялся. Все склонились над телом. И Столыпин сказал Мартынову — на «вы»:

— Подите прочь! Вы уже сделали всё, что могли! — Затем спросил Трубецкого: — Ты чего кричал? Кто тебя просил?

— Не знаю. Растерялся.

— Теперь спокоен?..

И хоть они считались друзьями, у Столыпина осталось подозрение — на всю жизнь.

В момент начался дождь. Сперва крупные капли — шмяк, шмяк, — а потом сразу ливень. И они мокли все под дождем. Тело тоже мокло. Быстро так получилось, что дождь был только для них, а для него уже не существовал. Глебов присел на корточки подле и положил на свои колени голову Лермонтова. Тот вздохнул негромко, один вздох.

— Он дышит! — сказал Глебов обрадованно.

Столыпин приложил пальцы к шее убитого.

— Нет, это воздух вышел.

Васильчиков направился к дрожкам:

— Я поеду в госпиталь. Надо вызвать врача.

— Попробуйте! — сказал Столыпин, хоть знал, что все кончено. Он вспомнил гадание мадам Кирхгоф. И как они в Горячеводске бросали жребий… Ехать, не ехать? Куда мы едем все? И зачем?.. Ничего нельзя знать, и жребий кидают за нас.

Мартынов стоял в стороне; все обходили его…

Он не знал, что теперь всю жизнь его будут так вот обходить. Может, незаметно, но всё же…

— Я поехал к Ильяшенкову, сдаваться! — сказал он несмело неизвестно кому, только чтоб обратить на себя внимание.

Ему никто не ответил.