Чуть дальше разместили вожаков богатой буржуазии с их пухлыми жёнами из среднего сословия — в дорогих, но всё же более скромных, чем у дворянок, платьях. И за ними тоже была сила, великая сила, и они тоже стояли за нового короля. Следом за вожаками — между колонн, вдоль стен, в дверях — повсюду толпились притихшие, неуклюжее и робкие простые горожане. И всё же они поддерживали короля больше чем кто-либо, ибо никогда раньше ни один король не допускал их на свою коронацию. Людовик же был твёрдо убеждён в том, что ни одного из его подданных нельзя лишать права присутствовать при историческом событии, столь важном в судьбе каждого француза.

На высоком алтаре, таинственно мерцая в свете длинных свечей, покоилась корона Карла Великого. Тяжёлая штука, подумалось Людовику, довольно грубой работы, и камни обработаны давно забытым старомодным способом, сегодня самый неопытный ювелир улучшил бы их огранку, — в особенности тех, что украшали крест, укреплённый на восьми золотых пластинах, которые вместе и составляли основание короны. И всё же над ней витал древний ореол верховной власти. Тридцать три короля сменили один другого на престоле, но ореол этот не развеялся, с тех пор как много веков назад она венчала благородное чело Карла Великого. Власть, которую она олицетворяла, отныне принадлежала Людовику.

— Превеликий Боже! — молился он. — Дай мне быть, как Карл Великий, собирателем земли, — и, чтобы Господь не счёл его слишком тщеславным, пробовал слегка поторговаться с Создателем, — я не прошу об империи, всё, о чём я мечтаю, — это Франция, и если Ты даруешь мне её, я окажу Святой Деве такие почести, каких ни один король никогда не оказывал Ей.

У него имелся план на этот счёт, но он почёл за благо пока не делиться им с Господом. Больше всего он желал, чтобы его обращение к нему «обогнало» на пути к небесному чертогу единую мощную молитву, которую все знатные вельможи наверняка возносили в тот момент, — молитву о расширении их старинных привилегий. Людовик вовсе не собирался их расширять.

Архиепископ Реймский — официальный глава французского духовенства — приблизился к алтарю и сотворил предварительную молитву, ибо так же, как король после помазания становится источником благодеяний и опорой для всего королевства, так и Бог служит источником благодеяний и опорой для короля.

Затем он торжественно обернулся к народу, и в соборе воцарилась тишина; высшее, среднее и низшее сословия — все одновременно опустились на колени. На груди у архиепископа, поверх ризы висела круглая золотая пластина. По краям её обрамляли двенадцать великолепных бриллиантов — они символизировали двенадцать племён человеческих; двенадцать крестов — они обозначали двенадцать апостолов; и наконец двенадцать лилий, которые изображали двенадцать первых пэров Франции, хотя теперь их стало значительно больше. В центре пластины помешалась священная реликвия, так называемая Sainte Ampoul, — крошечный хрустальный флакон, наполненный слезами. Его без труда мог бы унести голубь, и по распространившейся легенде, он его и спустил на землю из райских кущ.