Тонкий слух графа уловил эти слова:

— Вам будет спокойнее спать в палатке, отец, нежели в Перонне, где в городах — цирюльник и бастард на службе у паука.

— Господа, — вздохнул герцог, — я должен просить у вас прощения за моего сына. Он добрый мальчик, но не научился обуздывать свои страсти. Даже родная мать зовёт его Карлом Безрассудным.

— Я не обижен, — ответил Людовик просто.

Анри и Оливье одновременно взглянули ему в лицо и с удивлением обнаружили, что он действительно нисколько не оскорблён, тогда как в их собственной груди кипела ярость. Оливье вспомнилось, как король однажды назвал слова пустотой и дымом. Анри же понурил голову, вспомнив, что он и вправду бастард.

— Позвольте мне выразить надежду, что и герцогиня и графиня пребывают в добром здравии, — любезно продолжал Людовик. Дело было сделано, и Филипп де Комин уже сворачивал заверенные печатью листы договора в свитки; вежливость теперь ровным счётом ничего не стоила.

— Моя супруга здорова, спасибо.

— Графиня Шароле никогда не чувствовала себя лучше, чем теперь, — церемонно сказал Карл.

Но в тот же вечер, когда бургундцы готовились покинуть Перонн, пользуясь всеобщим столпотворением и ранними осенними сумерками, Людовика тайно посетил граф де Сен-Поль.

— Графиня Шароле при смерти, — сообщил он.

— Вы обещали разузнать для меня что-нибудь ценное, — заметил Людовик, — весть о том, что дама умирает, не может доставить удовольствия, да и в остальном она ничем не примечательна, — впрочем, сообщение говорило о наблюдательности его лазутчика.

— Но пусть ваше высочество подумает, какие возможности для Бургундии может открыть её кончина! Какой новый, выгодный для страны союз может заключить Карл, женившись вторично. Интересно, кого он выберет на этот раз?

— Да, тот, кто сможет это выяснить, несомненно, достоин жезла коннетабля, — заключил Людовик.

— То, что узнаю я, узнаете вы! — с готовностью пообещал Сен-Поль.

Король возвратился в Париж и увидел, наконец, свою дочь. Он повелел звонить во все колокола и объявил трёхдневные празднества, по окончании которых обратился с длинной речью к парламенту. Депутаты благодарили короля за выкуп земель и укрепление северной границы, но не упустили случая просить о немедленном снижении налогов. Людовик пообещал облегчить налоговое бремя как только ужасающие расходы будут хотя бы отчасти восполнены, так как вполне очевидно, что солдатам надо платить, а казна пуста. Затем он даровал помилование сьеру де Шатонефу и выпустил его из железной клетки. Прощённый барон сразу же бежал в Бургундию вслед за невшательским сеньором, который, в мрачной бессильной злобе на короля, уже нашёл там убежище.