Я передал ему под столом семьсот франков Игоря. Он удивился:

— Откуда столько бабок?

— Друг одолжил.

— Ты сказал, что это для меня?

— А как же? Ему удалось связаться с папой, он приедет завтра или послезавтра.

— Если телефон в отеле прослушивается, легавые уже знают, что я в Париже.

— Ты видишь тут хоть одного легавого? Не впадай в паранойю.

Вид у Франка был недовольный. Он подошел к хозяину, отдал ему деньги — наверное, был должен — и скомандовал:

— Сматываемся!

Далеко мы не ушли — остановились у входа в метро, сделали вид, что разговариваем, чтобы Франк мог понаблюдать за бистро. Когда он успокоился, мы пошли в Ботанический сад. Франк все время курил. Он протянул мне пачку «Селтик», я покачал головой:

— Не хочу. Что случилось?

Франк промолчал. Пошел дождь, и мы укрылись в Музее естественной истории, где, кроме нас, не было ни одного посетителя. Два служителя расставляли на полу тазы — стеклянная крыша протекала в нескольких местах. Мы сели на большой галерее, напротив чучела жирафа в натуральную величину.

— Мы были в оранском тылу, в гористой местности, держали район. Там были группки партизан, очень мобильные. Прижать их никак не удавалось, и мы проводили рейды в деревнях, кое-кого вылавливали. Контрразведчики их допрашивали — с пристрастием, понимаешь? Крики были слышны за сотню метров. Потом всех убивали. Иногда грузили в вертолеты, которые возвращались порожняком, или отводили в лес, приказывали бежать и стреляли в спину.

— И ты стрелял?

— То, что кажется невероятным здесь, там — обычное дело. Такая вот война. Они, между прочим, тоже не невинные дети. Оказываешься между молотом и наковальней. Хочешь остаться человеком, но понимаешь: не развяжешь языки арабам, погибнут французы. В конце концов убеждаешь себя: нужно делать грязную работу, чтобы избежать худшего.

Он ушел в себя и замолчал.

— Так что же случилось, Франк?

— Капитану понадобились добровольцы для «лесной прогулки». Никто не вызвался. Один он идти не мог — партизан было семеро, трое раненых, двое с трудом передвигались. Я лейтенант, вот он меня и назначил. Одного из пленных поддерживал сын, парнишка лет десяти или двенадцати. Дело было в ноябре, жара стояла такая, что форма прилипала к телу. Мы отошли на километр. Капитан велел им убираться и сразу пристрелил двоих. Я попросил отпустить мальчика, а он взял его на мушку. Другие спрятались за деревом. Он ждал. Я крикнул: «Прекратите!» Он убил отца, а я выстрелил ему в голову. Вот что случилось. Потом я сбежал. Они сделали все, чтобы меня поймать, но я ускользнул.