— Пойдемте, дорогой мой, пойдемте, мало времени, — как раз говорил тот, прибавляя шагу. Да совсем ему, что ли, не пахнет, удивился старлей, которому время, наоборот, больше было не нужно и спешить стало незачем.

Машины остались давно позади, даже одинокая Шкода с отломанным зеркалом, пустая и запертая. Впереди показалась решетка, оранжевый Гольф, моток проводов и пыльный японский генератор. И конечно, лежал возле Гольфа мертвый пацан, у которого сперли часы, и смотреть на него еще раз лейтенанту совсем не хотелось. А еще там у стеночки лежали два новых, ему незнакомых тела — одно женское, в платье с цветами, накрытое белым пиджаком, а второе мужское, так же укрытое с головой, и разглядывать их не хотелось тоже. Это были те двое, кого днем постреляли у баррикады, догадался он и отчетливо вспомнил сразу: лейтенант, ну чего ты как не родной, и улыбку — водички хочешь? И как он, лейтенант, жадно пьет на глазах у всех из пятилитровой бутылки, а потом уносит ее с собой, и свое облегчение, про которое вспоминать не хотелось сильнее всего. И мотоциклиста в зеркальном шлеме, и толстяка-капитана, который капал себе на штаны чебуреками, задержанных лупил с особым всегда удовольствием и не брезговал порыться у них в кошельке.

— Это ж сколько народу-то, елки? — подумал он вслух, потому что ведь были еще и те, у Майбаха, кого никто уже никуда не понес и, наверное, даже не сосчитал. Развернуть свою мысль он сейчас навряд ли сумел бы, лейтенант вообще был по части объяснений не мастер, но горбоносый его почему-то понял.

— Будет больше, — сказал он глухо. — Если мы ничего не сделаем, будет гораздо больше. До нее нам теперь не добраться, но хотя бы его мы должны поймать. Они оба... яд, понимаете? Это всё из-за них.

— Автобус надо проверить, — сказал тогда лейтенант, у которого вместо одной гиблой задачи только что появилось две, а совсем если честно — то три, потому что его горбоносый спутник не знал про змеиного деда, и никто, наверно, не знал. — Он там в прошлый раз шкерился. И еще грузовик. Сто пудов он с едой чего-нибудь попробует замутить, — и повернулся, чтоб пойти назад.

Горбоносый седой человек глядел на женское тело, укрытое пиджаком, и вдруг стало видно, какой он старый, совсем старый, и еле стоит на ногах. И что руки у него дрожат, а ссадина на щеке сочится кровью.

— Может, это, я сам? А вы это... с дочками посидите, — предложил лейтенант неискренне, потому что на успех не надеялся нисколько. Ни в одиночку, ни вместе со стариком.

— Вот еще новости, — сказал горбоносый и опять рассердился. — Ну что вы стоите, время! ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 00:41